Дж. С. Белл, проживший среди черноморских черкесов (убыхов) с 1837 по 1839 гг. и оставивший подробное описание своего пребывания, приводит множество сведений об их социальном строе, одной из главных характеристик которого является наличие так называемых братств (fraternities). При своей, на первый взгляд, кажущейся простоте термин братство не всегда однозначен в повествовании Белла, уточняющего его смысл с помощью других терминов, обозначающих родственные группы в английском языке, но не имеющих равнозначных эквивалентов в языке русском, и по этой причине не всегда верно интерпретируемых при переводе.
Кроме того, разнообразие терминов, обозначающих корпоративные родственные объединения в зарубежной научной традиции, и узость аналогичной терминологической базы в традиции отечественной науки ведут к их широкому заимствованию из первой традиции в последнюю (ср.: линидж, клан, сиб, рэмидж, септ, генс и пр.), что еще в большей степени затрудняет их правильную интерпретацию при передаче тех или иных конкретных сведений [1, 29]. Сопоставление адыгских, английских и русских терминов, использующихся при описании структуры черкесских братств, а также терминов, обозначающих соответствующие понятия у ряда других народов Кавказа, позволит упорядочить возможные межъязыковые соответствия и более точно интерпретировать сведения о социальном строе черкесов, представленные в повествовании Белла.Дж. С. Белл, проживший среди черноморских черкесов (убыхов) с 1837 по 1839 гг. и оставивший подробное описание своего пребывания, приводит множество сведений об их социальном строе, одной из главных характеристик которого является наличие так называемых братств (fraternities). При своей, на первый взгляд, кажущейся простоте термин братство не всегда однозначен в повествовании Белла, уточняющего его смысл с помощью других терминов, обозначающих родственные группы в английском языке, но не имеющих равнозначных эквивалентов в языке русском, и по этой причине не всегда верно интерпретируемых при переводе. Кроме того, разнообразие терминов, обозначающих корпоративные родственные объединения в зарубежной научной традиции, и узость аналогичной терминологической базы в традиции отечественной науки ведут к их широкому заимствованию из первой традиции в последнюю (ср.: линидж, клан, сиб, рэмидж, септ, генс и пр.), что еще в большей степени затрудняет их правильную интерпретацию при передаче тех или иных конкретных сведений [1, 29]. Сопоставление адыгских, английских и русских терминов, использующихся при описании структуры черкесских братств, а также терминов, обозначающих соответствующие понятия у ряда других народов Кавказа, позволит упорядочить возможные межъязыковые соответствия и более точно интерпретировать сведения о социальном строе черкесов, представленные в повествовании Белла.Прежде всего, следует сказать, что из этого повествования не всегда бывает ясно, что именно Белл подразумевал под словом братство. Однако именно этот русский эквивалент английского слова fraternity был использован в избранном переводе его «Дневника», выполненном Н. Данкевич-Пущиной, и оставлен без каких бы то ни было комментариев со стороны редактора этого перевода В. К. Гарданова [2, 478, 484], хотя в англоязычном тексте приводится оригинальный адыгский термин tleыsh (тлеуш), который Белл переводит словом seeds, имеющим значения, кроме прочих, ʻсемяʼ и ʻпотомствоʼ, и поясняет, что термин тлеуш обозначает у адыгов «общества или братства» (societies or fraternities) [3, 347]. В полном переводе «Дневника» Белла, представленном К. А. Мальбаховым, слово seeds переведено как «поколение, род, происхождение» [4, 331].
Далее в своем тексте Белл уточняет, что члены каждого такого тлеуша «происходили из одного рода или имели общих предков» (sprang from the same stock or ancestry) [3, 347]. Не вполне понятно, почему Мальбахов переводит эту фразу описательно и обобщенно — «члены каждого тлеуша имеют общую для всех родословную» [4, 331], — поскольку английское слово stock имеет однозначные эквиваленты в русском языке: ʻсемьяʼ, ʻродʼ. Само же русское слово род, по мнению О. Н. Трубачева, восходит к ст. слав, родъ, родити, представляющему собой результат вторичного развития значения и фонетической формы славянского *ordъ, *orditi, которое родственно арм. Ordi / сын, хетт. ḫartu / правнук, и, через славянское же *orstо (ст. слав. растѫ, расти), сближается с лат. Arbor / дерево в значениях «высокий», «верх», которые можно интерпретировать как «выросшее, выросший» [5, 88]. Кроме того, что английское слово stock, использованное Беллом, через среднеанглийское stok восходит к староанглийскому stocc / ствол дерева [6, 1517]. Очевидно, английское stock, и русское род подразумевают через идею роста (дерево — ветви) коллективы генетических родственников, восходящих к одному предку. Слово «родословная», которым Мальбахов переводит оба английских слова stock и ancestry, передает одно из значений слова ancestry (наряду со значениями ʻпредкиʼ, ʻпрародителиʼ), в котором оно может подразумевать не только генеалогическую группу или совокупность таких групп, но и группу, включающую декларативных (приписанных) родственников, которые могут принадлежать к разным родам, но быть объединенными вокруг той или иной ядерной кровнородственной группы [7, 42 43]. Такое объединение уже в большей степени является социальным, а не родственным.
Заметим, что и Белл рассматривает эти объединения («общества или братства») как «септы или кланы» (septs or clans) [3, 347], тогда как Мальбахов переводит первый из этих терминов словом род, а второй оставляет без перевода, лишь транслитерируя его кириллицей: «их (членов каждого тлеуша. — Э. К.) … можно считать членами одних и тех же родов, или кланов» [4, 331]. Как видно из приведенной цитаты, Мальбахов зачем то еще и отделяет запятой второй термин в этой паре (клан), в результате чего этот термин предстает в русском переводе как пояснение первого, хотя он таковым не является. И в оригинальном тексте Белла нет никакого пунктуационного разделения этих терминов, а есть лишь их противопоставление, произведенное при помощи разделительного союза.
Следует сказать, что в первой половине XX в. термин клан употреблялся британскими антропологами для обозначения любых унилинейных кровнородственных групп, члены которых признавали свое происхождение от общего предка по отцовской или материнской линии, но не всегда могли проследить действительные генеалогические связи между собой [7, 67, 47]. Такой же смысл вкладывал в это понятие столетием ранее и Белл. Так, во втором томе своего «Дневника», рассказывая о «самом многочисленном на всем побережье» убыхском роде Берзек, он обозначает этот род не словом clan, но словом sept [8, 90], которым в английском языке называют семейно-родственные группы, восходящие к одному общему предку или предкам. Термин септ действительно схож по своему значению с термином клан, которым Мальбахов и передает здесь слово sept [9, 68], тогда как, переводя пассаж Белла о братствах у черкесов, рассмотренный нами выше, он передает слово sept русским словом род [4, 331], имеющим более общее значение в сравнении с английским sept и в отечественной научной традиции передающим понятие с неопределенным содержанием, дающим лишь общее представление о реально существующих кровнородственных корпоративных объединениях людей [1, 27], членам которых могут быть вовсе неизвестны их генеалогические связи с родовым предком [10, 99].
Кроме того, между терминами септ и клан имеется и другое различие, состоящее в том, что родственные семейные группы, обозначаемые термином септ, должны всегда иметь общую территорию проживания, тогда как термин клан имеет более общее значение, в котором смысл территориального единства родственников может присутствовать не всегда. Толковый словарь Н. Уэбстера издания 1898 г. определяет clan как гаэльское слово, родственное ирландскому clann и обозначающее род (tribe) или совокупность (collection) семей (families), объединенных вождем (chieftain) и носящих общее имя (surname) [11, 156]. Слово sept этот же словарь отмечает как наиболее употребляемое в древней Ирландии и определяет как клан или род (clan or family), происходящие от общего прародителя [11, 741]. В современной научной литературе термин септ, как и термин рэмидж, обозначает амбилинейные родовые структуры, у членов которых имеется представление о едином предке, к которому каждое следующее поколение может возводить свою линию происхождения через одного из непосредственных родителей, порождая комбинацию чередующихся мужских и женских связей [12, 881]. В отличие от рэмиджа септ является менее структурированной кровнородственной группой, в которой не учитываются генеалогические связи, и в которой нет соответствующего внутреннего членения [12, 881]. Что касается термина клан, то он (наряду с терминами линидж, род, сиб и пр.), как уже говорилось, используется в современной научной традиции для обозначения унилинейных родовых структур [1, 76].
Далее в своем тексте Белл упоминает еще один большой убыхский род Тшупако (Tshыpako), который он называет союзно-родственным (allied) роду Берзек, и уже оба этих рода он называет словом «братство» (fraternity) [8, 90]. Здесь необходимо отметить, что это предложение в переводе Мальбахова передано совершенно неверно и имеет смысл, отличный от смысла оригинального предложения Белла. При сопоставлении обоих предложений это несложно увидеть: It is allied to the equally eminent sept Tshupako of the north, forming thus a most powerful fraternity, — оригинальное предложение из текста Белла [8, 90]; Он является союзником не менее знатного северного клана Чупако, который тоже образует одно из самых могущественных братств, — это же предложение в переводе Мальбахова [9, 68]. Очевидно, что слово forming, будучи безличной глагольной формой (герундием), в оригинальном предложении соотносится не только с дополнением, выраженным словосочетанием the equally eminent sept Tshupako of the north, но и с подлежащим, выраженным местоимением It. Если бы слово forming соотносилось только с дополнением the equally eminent sept Tshupako of the north, то сразу после него в предложении следовало бы указательное местоимение that, безличный герундий стал бы глаголом в третьем лице единственного числа настоящего неопределенного времени (forming˃forms), наречие thus (так, таким образом) было бы заменено наречием also (в русском варианте — производным союзом также, использованном в переводе Мальбахова), а все предложение выглядело бы следующим образом: It is allied to the equally eminent sept Tshupako of the north that also forms a most powerful fraternity. Столь подробное рассмотрение синтаксиса этого английского предложения может показаться излишним, однако его правильное понимание позволяет представить его адекватный перевод, что в свою очередь поможет разобраться в том, что именно Белл понимал под понятием братство.
Б. Х. Бгажноков, использовавший в том числе и рассматриваемое предложение из «Дневника» Белла в переводе Мальбахова для определения понятия «черкесских братств», несмотря на неточность перевода, совершенно верно предположил, что братства «рассматривались изначально как союз кланов, имеющих общие корни по отцовской линии» [13, 14]. Именно это и утверждает в своем предложении Белл: «Он (септ Берзек. — Э. К.) является родственным и союзным не менее знатному северному септу Тшупако, образующим таким образом одно из самых могущественных братств» [8, 90]. Совершенно верное предположение Бгажнокова о структуре «черкесских братств» требует, таким образом, небольшого терминологического уточнения. Вместо слова клан здесь правильнее использовать слово септ, поскольку, во первых, именно это слово использует сам Белл, и, во вторых, между понятиями, выражаемыми терминами клан и септ, имеется существенное различие, состоящее в том, что второй из этих терминов предполагает исключительно резидентную группу кровных родственников, тогда как первый из них может подразумевать такую группу лишь в качестве генеалогического ядра родственного коллектива, остальные члены которого могут просто приписывать себя к нему, становясь братьями и сестрами по клану после совершения обрядов инициации [7, 42 43, 68].
Соединив сведения, представленные Беллом, и их интерпретацию Бгажноковым, можно утверждать, что «черкесское братство» — это изначально союз унилокальных кровнородственных коллективов (септов), все члены которых имели общие корни по отцовской линии и впоследствии могли объединяться в кланы и родовые союзы. Последние представляли собой формы искусственного родства, называемые соприсяжными братствами, объединяя несколько кланов на основе общей присяги [8, 90; 13, 14 15]. У кабардинцев такие братства назывались тхъэрыIуэ къуэщ — ʻсоприсяжное братствоʼ или ʻклятвенное побратимствоʼ [14, 12].
Л. И. Лавров, приводя те же сведения Белла «о крупнейшем убыхском роде Берзеков» в своем описании социального устройства убыхов, сравнивает этот род с большим патриархальным родом, живущим «рассеянными большими семьями», ведшими самостоятельное хозяйство. Уточним, что Лавров использовал немецкий перевод дневника Белла, в котором слово sept переведено словом Geschlecht — род, а слово fraternity переведено словом Brьderschaft –братство [15, 450; 16, 56]. Добавим, что английское слово fraternity этимологически восходит к латинскому frāternitās (через форму винительного падежа frāternitātem) [6, 619], которое в свою очередь этимологически близко древнегреческому φρᾱτρίᾱ — род, колено, термину, обозначавшему во времена Гомера родственное объединение, состоящее из нескольких взаимобрачующихся родов, или в догомеровское время — мужской союз, соответствующий этому объединению [17, 96 99, 105]. В осетинском языке этим терминам этимологически соответствует термин æрвадæлтæ, являющийся формой множественного числа слова æрвад / æрвадæ — брат, родич, однофамилец, образованного от иранского brвtar- (путем метатезы ʻсогласный+рʼ, дающей в осетинском ʻр+согласныйʼ с предшествующей протезой ʻæʼ, и спирантизации согласного ʻбʼ во внутренней позиции, с добавлением древнеиранского суффикса основы -æл) [21, 60], и обозначающий большую группу родственников из различных фамилий, считающих себя братьями через возведение своего происхождения к общему патрилинейному предку.
У черкесов, как и у других народов Кавказа, кровное родство также определяется по мужской линии, связывая потомков одного прародителя. Для выделения группы кровных родственников, обычно используют слово лъы — кровь: лъыкIэ къыдгуохьр — кровью с нами связанные, дилъ щIэтщ — в их жилах течет наша кровь [14, 12]. При обозначении кровного родства по мужской линии почти повсеместно используется термин лIакъуэ, представляющий собой композит, состоящий из элементов лIы — мужчина и къуэ — сын, который в дословном переводе означает ʻсыновья мужчинʼ [13,13]. У кабардинцев такая родственная группа называется лIыбын — потомки одного мужчины или, как и у всех адыгов, унэкъуэщ — братья по дому, причем среди них могли различаться унэкъуэщ благъэ и унэкъуэщ жыжьэ — ближняя и дальняя родня соответственно, точнее, ближние и дальние сыновья, «унакоши» [13, 14]. Заметим, что термином благъэ адыги также обозначают свойственников, к которым относят кровных родственников, своих зятьев и невесток [14, 12].
Каждый адыгский родственный коллектив имел своего формального главу (лIакъуэ тхьэмадэ, лъэпкъым, нэхъыжь), а также свою фамилию (лIакъуэцIэ / лъэпкъыцIэ), и мог насчитывать от нескольких десятков до нескольких сотен семей, достигая иногда численности в десятки тысяч человек. Многие семьи в таких родственных коллективах жили «разобщенными группами на удаленных друг от друга территориях», что затрудняло или вовсе делало невозможным установление кровной связи «между всеми носителями подобных фамилий» [13, 13]. Однако эту связь легко проследить в локальных группах, члены которых осознают «общность своего происхождения по отцовской линии» вплоть до имени первопредка в седьмом колене [13, 13]. По мнению Бгажнокова, такая группа семей образует патронимию — «более узкую, чем клан, и вполне реальную форму родства, известную у адыгов, в особенности у восточных, под названием зэунэкъуэщ / потомки сыновей одного дома [13, 13]. Термин зэунэкъуэщ образуется путем прибавления к термину унэкъуэщ — братья по дому, префикса взаимности ʻзэʼ, обозначающего синхронность и идентичность ролей в отношении членов той или иной группы в структуре родственного коллектива; ср.: зъэщ (зэкъуэш) — братья (букв. собратья) и т.п. [14, 13] Некоторое множество патронимий составляет большой клан [13, 13].
Известно, что термин патронимия, принятый в отечественной традиции, был предложен советским этнографом М. О. Косвеном, обозначавшим им родственный коллектив, состоящий из нескольких больших и малых семей, выделившихся из одной большой и являвшихся самостоятельными единицами, но сохранявшими в некоторых отношениях свое хозяйственное, общественное и идеологическое единство. Согласно Косвену, первая фаза развития патронимии относилась «к начальной стадии истории патриархально-родового строя», еще сохранявшей «первобытнообщинные черты», тогда как вторая фаза развития патронимии фиксировала уже ее распад, наступавший вместе с уходом первобытной эпохи [19, 98]. Ю. В. Бромлей, в отличие от Косвена, возводил эту форму родовой организации к архаичному материнскому роду, распад которого, по его мнению, мог происходить через авункулокальность и предполагал появление исключительно братских семейных общин, а также возможность наследования в первую очередь по коллатеральной, а не по прямой нисходящей линии [20, 204, 206, 207 209]. В конце 60 х — 70 е гг. XX в. складывается «новая концепция патронимии», рассматривавшая эту форму социальной организации как свойственную именно «классовым обществам» и совершенно отличающуюся от рода и родовой общины [21, 36]. Добавим, что в современной этнологии матри- и патрилинейные формы корпоративных родственных объединений вообще не рассматриваются как явления, исторически предшествующие одно другому, и не считаются характерными исключительно для классовых обществ, а соотношение линейных и латеральных классифицирующих номенклатур родства, линейных и латеральных родственных групп и структур реальных родственных коллективов является дискуссионным вопросом [1, 29, 49, 53, 76].
Следует сказать, что «семейные общины с братской структурой» известны по шумерским документам с XXIII в. до н.э. [20, 205]. В целом феномен братских общин имеет очень широкую географию и хронологию, и в Европе такого рода структуры существовали вплоть до XIV в. [20, 204 207, 209], а сами народы Европы еще «до середины XIX в. не считали отцовство фактом биологии» и могли рассматривать его как «культурную конструкцию», связанную с осуществлением функции кормления потомства [10, 80 81]. Впрочем, соотношение терминов в системе тех или иных классифицирующих номенклатур родства, обозначаемых этими терминами тех или иных родственных коллективов как самостоятельно воспроизводимых хозяйственных единиц [1, 35], а также форм собственности в этих коллективах и порядков ее владения есть тема для отдельного исследования.
В отношении адыгов заметим, что анализ термина лIыбын — сыновья мужчин (см. выше), осуществленный Х. М. Думановым на основе архивных материалов о численности и формах семьи среди кабардинцев 40 х гг. XIX вв., показывает, что кабардинские патронимии этого времени образовались не в результате распада архаического рода (лъэпкъ), а в результате «сегментации большой семьи классового общества» [22, 8]. Э. Л. Коджесау указывает, что такая группа семей или близких родственников обозначается у адыгов термином зымэшIуапIэ IукIыгьэх — от одного огня отделившиеся, или термином лъэхъучмыгощ — неразделенная цепь [23, 115].
В пользу того, чтобы видеть в адыгских братствах коллектив родственников, некогда составлявших одну большесемейную группу, также говорят сведения, представленные Беллом, согласно которым каждое братство (fraternity) должно было помогать, в установленных долях, выплачивать штрафы за убийство, если к таковым приговаривался кто либо из членов семей, входящих в это братство, или выкупать члена братства, приговоренного судом старейшин к смерти, если братство было несогласно с приговором [8, 237; 2, 519]. Композиционные выплаты за кровь, получаемые потерпевшей стороной в случае примирения, также делились между всеми членами братства, и ближайшие родственники (immediate relatives) убитого получали лишь немногим более из этих выплат, чем остальные члены братства [3, 203]. Кроме того, после смерти кого либо из членов братства, его жена, будучи купленной на его средства и являясь «собственностью» братства, отдавалась в жены без всяких выплат другому его члену при условии содержания ее детей; если же она хотела выйти замуж за члена другого братства, то ее дети должны были остаться в братстве их отца [3, 179]. Численность братств, как указывает далее Белл, составляла от 15 20 до 2 3 тысяч членов (Бгажноков приводит цифры большего порядка — см. выше), а сын всегда принадлежал к братству отца, и межсемейные браки внутри любых братств были запрещены, несмотря на их большую численность, поскольку являлись кровосмешением [3, 202 203].
Таким образом, черкесская «патронимия была строго экзогамна» [23, 117], а свойственный ей порядок брачных отношений соответствовал левирату, существовавшему среди адыгов, как и среди других народов Кавказа, и характеризовавшему в большинстве случаев группу именно кровных родственников. Впрочем, как замечает Думанов, к XIX в. у кабардинцев соблюдение левирата требовало «доплаты калыма», поскольку «невеста, приобретенная за калым» в это время уже «не становилась собственностью семьи» [22, 19].
Не будет противоречием отождествить термин братство (fraternity), использованный для обозначения родственного коллектива у черкесов Беллом, с дагестанским термином тухум / тохум, общевайнахским термином тайпа / тейпа — все они обозначают семейно-родственные группы, члены которых должны были, кроме прочего, также как и члены адыгских братств, участвовать в кровомщении или разделять выплаты за убийство [24, 163, 166; 25, 22, 29 30].
Следует уточнить, что дагестанские тухумы отличаются от прочих патронимий Кавказа тем, что всегда существуют только как слагаемые части соседской общины (джамаата), а также тем, что предпочтительным порядком брачных отношений в них является эндогамия [26, 338, 342 343]. Кроме того, сам термин тухум / тохум — семя [19, 100], является в дагестанских языках заимствованием из персидского, тогда как в самих этих языках ему соответствует масса синонимов со значениями ʻдомʼ, ʻпотомствоʼ, ʻкореньʼ [26, 343].
У вайнахов же заимствованный термин тайпа / тейпа, обозначающий понятия рода, общества, сельской общины, нередко всего села (независимо от его фамильного состава), и потому являющийся «одним из самых дискуссионных в традиционной социальной организации» [27, 198], заменил оригинальные ингушское ваьр и чеченское гIaра, ставшие терминами для обозначения родственных коллективов меньшего порядка, имевших общее происхождение и представлявших филиации одной большой семьи [28, 96]. Члены одного рода у ингушей считаются «братьями» — вежарий и «сестрами» — йижарий [27, 199]. Поскольку родственное объединение, обозначаемое термином тайпа / тейпа могло включать в себя «инородные элементы» в виде целых гIaра / ваьр [28, 96], не будет противоречием признать термин тайпа / тейпа тождественным термину клан, а термины гIaра / ваьр — термину септ. Это сопоставление может быть оправдано еще и потому, что названия ингушских тайпов могут не отражать генетических связей их членов, а иметь ойконимическую основу, являясь изначально не названиями кровнородственных коллективов, а названиями поселений, в которых не унилокальность сама по себе, а порождаемая ею совместная хозяйственная деятельность людей закладывала основы «общинного родства» [27, 199]. Интересным здесь также представляется то, что географические наименования с суффиксом -хой-, «генерированным» в ингушском языке, по мнению М. С. Г. Албогачиевой, «от глагола ха (осесть) и суффикса принадлежности -ой… стали восприниматься как тайповые имена, которые постепенно обрастали мифами и легендами и прочно закреплялись в повседневной жизни новых поколений»; ср.: Баркенхой, Леймой и т.д. [27, 198 199]
У славян термины, обозначавшие патронимию, также являлись одновременно либо обозначением большой семьи, либо обозначением более широкой, чем патронимия родственной группы. К таким терминам можно отнести восточнославянские печище, дворище, а также общеславянские род и племе [20, 101].
У осетин патронимия имела несколько описательных названий: иу фыды фыртта — дети от одного отца, иу артай байуаргæ — от одного очага разделившиеся и дыггаг хæдзар — второй дом [29, 290]. Как и у других народов Кавказа, патронимия у осетин образовывалась в результате сегментации большой семьи (æнæуæрст бинонтæ — неразделенная семья), а ее члены участвовали в «кровных делах», производя выплаты или осуществляя мщение [29, 97, 293]. Название родственной группы, состоящей из одной или нескольких патронимий (фыды-фырт), передается у осетин термином мыггаг, обозначающим родственников, ведущих свое происхождение от общего предка, и обычно переводимого на русский язык термином фамилия. Однако следует понимать, что фамилии у осетин стали распространяться среди привилегированных сословий (алдаров, баделят) со второй половины XVII XVIII вв. И только с начала XIX в. они получили хождение среди уазданлагов, тогда как непривилегированные слои в большинстве своем были «офамилены» кавказской администрацией только в первой половине XIX столетия [30, 152]. Заметим, что в цитируемой работе Ф. Х. Гутнов называет «кланом» «следующих друг за другом потомков Хетага», отмечая, что с конца XVIII — начала XIX в. все члены этого клана именовались уже исключительно Хетагуровыми [30, 151].
Таким образом, можно утверждать, что Белл в своем «Дневнике» использовал три термина для обозначения черкесских братств: fraternity (братство), sept (септ) и clan (клан). Значение общего термина братство детализируется автором при помощи терминов септ и клан, первый из которых можно отождествить с принятым в отечественной традиции термином патронимия, тогда как второй может рассматриваться как обозначающий родственное объединение, которое состоит из нескольких патронимий, не всегда находящихся в кровном родстве, и которое, в свою очередь, может входить в родственный союз, также обозначаемый термином братство. Отсутствие в русском языке эквивалентов терминам sept (септ) и clan (клан), имеющим хождение в языке английском, ведет к использованию для их перевода слова род, которое не является их полным эквивалентом и, учитывая неопределенность передаваемого им понятия, существующую в отечественной науке, в свою очередь ведет к путанице и двусмысленностям, которые можно устранить, используя оригинальные термины Белла, при понимании соответствующих различий в их значениях, указанных в настоящей статье.
Артемова О. Ю. Лукавство или самообман? (О «латеральности» счета родства и некоторых историко-социологических реконструкциях // Алгебра родства. СПб., 1999. Вып. 3. С. 21‑82.
2. Джемс Белл. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837, 1838, 1839 гг. // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII‑XIX вв. Нальчик, 1974. С. 458‑531.
3. Bell J. S. Journal of a residence in Circassia during the years 1837, 1888 and 1839. In II vols. London: E. Moxon, 1840. Vol. I.
4. Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837‑1839 годов. В 2‑х т. / Пер. с англ. К. А. Мальбахова. Нальчик, 2007. Т. I.
5. Трубачев О. Н. К этимологии некоторых древнейших славянских терминов родства // Вопросы языкознания. 1957. № 2. С. 86‑96.
6. Klein E. Comprehensive etymological dictionary of the English language. In II vols. Amsterdam, London, New-York: Elsevier publishing company, 1967. Vol. II. Pp. 855‑1773.
7. Murdock G. P. Social structure. New-York, London, 1965.
8. Bell J. S. Journal of a residence in Circassia during the years 1837, 1888 and 1839. In II vols. London: E. Moxon, 1840. Vol. II.
9. Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837‑1839 годов. В. 2‑х т. / Пер. с англ. К. А. Мальбахова. Нальчик, 2007. Т. II.
10. Бутинов Н. А. Экзогенное родство // Алгебра родства. СПб., 1999. Вып. 4. С. 78‑104.
11. A dictionary of the English language / Webster’s collegiate dictionary. Springfield, Maas: G. & C. Merriam Co., 1898.
12. Народы и религии мира. Энциклопедия / Гл. ред. В. А. Тишков. М., 1998.
13. Бгажноков Б. Х. Социальная сущность черкесских соприсяжных братств // Вестник КБИГИ. 2016. Вып. 2 (29). С. 13‑21.
14. Берзегова С. Д. Термины родства и родственные отношения в традиционной культуре адыгов: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Нальчик, 2008.
15. Bell J. S. Tagebuch seines Aufenthaltes in Cirkassien während der Jahre 1837, 1838 und 1839. Pforzheim: D. Finck, 1841.
16. Лавров Л. И. Убыхи: Историко-этнографическая монография. СПб., 2009.
17. Андреев Ю. В. Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит). СПб., 2004.
18. Бесолова Е. Б. Макроконцепт родства и свойства (Tугхæстæгдзинад æмæ хионты амонæг макроконцепт) в осетинском языке // Известия СОИГСИ. 2013. Вып. 9 (48). С. 58‑68.
19. Косвен М. О. Семейная община и патронимия. М., 1963.
20. Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М., 1981.
21. Коротаев А. В., Оболонков А. А. Родовая организация в социально-экономической структуре классовых обществ // Советская этнография (СЭ). 1989. № 2. С. 36‑45.
22. Думанов Х. М. Социальная структура кабардинцев в нормах адата (Первая половина XIX века): Автореф. дисс. … док. ист. наук. М., 1991.
23. Коджесау Э. Л. Патронимия у адыгов // СЭ. 1962. № 2. С. 115‑120.
24. Карпов Ю. Ю. Взгляд на горцев. Взгляд с гор: Мировоззренческие аспекты культуры и социальный опыт горцев Дагестана. СПб., 2007.
25. Мамакаев М. А. Чеченский тайп в период его разложения. Грозный, 1973.
26. Криштопа А. Е. Горный Дагестан накануне присоединения к России: социоестественная характеристика // Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007. С. 327‑347.
27. Албогачиева М. С.‑Г. Система терминов родства и семейно-брачные отношения у ингушей // Алгебра родства. СПб., 2012. Вып. 13. С. 198‑210.
28. Робакидзе А. И. Особенности патронимической организации у народов горного Кавказа (В связи с вопросом о соотношении патронимии, рода и семьи) // СЭ. 1968. № 5. С. 93‑105.
29. Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. М., 2004.
30. Гутнов Ф. Х. Генеалогические предания осетин как исторический источник. Орджоникидзе, 1989.
Казиев Э.В. Структура черкесских братств по сведениям английского эмиссара на Западном Кавказе Дж.С. Белла (1837–1839) // Известия СОИГСИ. 2018. Вып. 28(67). С. 41—51.
Свежие комментарии