Первое, на что обращали внимание европейские путешественники. Англичане при этом неизменно сравнивали виды Черкесии с видами своей родины. В 1810 г. Эдмунд Даниэль Кларк писал о своих впечатлениях: «Когда наступило утро, перед нами развернулось великолепное зрелище богатой страны… Нечто вроде Южного Уэльса или лучших частей Кента; изящные холмы, покрытые деревьями и плодородные долины, обработанные, как сад»114.
Эти слова произнесены наблюдателем, совершенно не симпатизировавшим черкесам. Тем не менее, он проявил объективность и написал то, чему был свидетелем. Обращает на себя внимание сопоставление не просто с Англией, но с ее наиболее образцовыми аграрными районами. Через двадцать лет после Кларка, другой известный своими путешествиями английский аристократ Эд. Спенсер высадился в гавани Пшада: «С первого момента, когда открылись передо мною черкесские долины, вид страны и населения превзошел самое пылкое мое воображение. Вместо пустыни, населенной дикарями, я нашел непрерывный ря
Первое, на что обращали внимание европейские путешественники. Англичане при этом неизменно сравнивали виды Черкесии с видами своей родины. В 1810 г. Эдмунд Даниэль Кларк писал о своих впечатлениях: «Когда наступило утро, перед нами развернулось великолепное зрелище богатой страны… Нечто вроде Южного Уэльса или лучших частей Кента; изящные холмы, покрытые деревьями и плодородные долины, обработанные, как сад»114. Эти слова произнесены наблюдателем, совершенно не симпатизировавшим черкесам. Тем не менее, он проявил объективность и написал то, чему был свидетелем. Обращает на себя внимание сопоставление не просто с Англией, но с ее наиболее образцовыми аграрными районами. Через двадцать лет после Кларка, другой известный своими путешествиями английский аристократ Эд. Спенсер высадился в гавани Пшада: «С первого момента, когда открылись передо мною черкесские долины, вид страны и населения превзошел самое пылкое мое воображение. Вместо пустыни, населенной дикарями, я нашел непрерывный ряд обработанных холмов, почти ни одного клочка земли некультивированного, огромные стада коз, овец, лошадей и быков бродили в разных направлениях по колено в траве» «…правда, я был не столько обрадован, сколько удивлен, увидев высокий уровень разведения земледельческих культур, проявляющийся в столь далекой (от цивилизованной Англии — Прим. С.Х.), стране населенной народом, который, как нас уверяли (русские друзья автора — Прим. С.Х.), еще не вышел из варварства;…»116. Спенсер уделил много внимания этой теме и подверг критике П.-С. Палласа и Г.-Ю. Клапрота, немцев-академиков на российской службе, за сделанное ими «умышленное преуменьшение» при описании «независимых племен Черкесии»117. Современник Спенсера Джеймс Белл, рекордсмен по длительности пребывания в Черкесии, также самое серьезное внимание уделил вопросу об уровне земледелия у адыгов. Вот только одно из его наблюдений: «…жилища с роскошными хлебными полями; хлебные посевы на некоторых из них, также как и в Сунджуке, достигают, я уверен, шести футов высоты;…поля были так чисты от сорных трав и хорошо огорожены, что я мог бы подумать, что нахожусь в одном из наиболее культивированных районов Йоркшира»118.
Одним из первых, проблему этнического своеобразия при анализе земледелия в Черкесии поднял швейцарский путешественник Фредерик Дюбуа де Монперэ, так же как и Кларк, явно симпатизировавший Российской империи, и путешествовавший на русском корабле. «Черкес, расчищая землю, окружающую его жилище, — пишет Монперэ, — для того, чтобы возделывать там просо и пшеницу, заботится о том, чтобы сохранить вокруг своего поля гирлянду деревьев для его защиты, и доставления влаги необходимой в этом климате. Он оставляет там и сям посреди своих полей самые красивые деревья. Так что при взгляде с моря нет ничего более живописного, чем эти склоны лесистых холмов, в которых, как в рамке, находятся все эти поля»122. Эта система позднее получит у И.Н. Клингена название «лесо-хлебной» (по аналогии с его же определением о лесо-садах Черкесии)123. Имея в виду понятие сада как более общее, а также то обстоятельство, что полеводство велось на огромных площадях уже не леса, а лесо-садов, далее это понятие будет использоваться, как универсальная характеристика адыгской агрикультуры. Ее изучение доставляет ключ к пониманию того, что аборигены Северо-Западного Кавказа привнесли в общее знание о почве, методах и способах работы на земле, выведение новых сортов и поддержание эндемичных видов зерновых и плодовых культур. Следующий важный аспект — террасное земледелие и тесно связанные с ним народные технологии ирригации и мелиорации.
И.Н. Клинген на основе своих собственных наблюдений, обследований остатков адыгских поселений, отмечает, что хлебные участки в горной зоне не представляли собой больших площадей. Это были всегда маленькие в 0,3—0,5 и, как максимум, в 1—2 десятины прямоугольные площади, обязательно вытянутые перпендикулярно направлению склона. Монперэ в свое время дал совет будущим русским колонистам Северо-Западного Кавказа (он сделал его за 30 лет до окончания военных действий, будучи абсолютно уверен в скорой победе империи) перенимать у черкесов их систему землепользования. Он отмечал еще одно назначение сочетания поля и леса: «…с его помощью удается уменьшить силу норд-оста, дующего вдоль побережья». О пользе черкесской лесо-хлебной системы знали многие российские колонисты периода 1864—1914 гг., но элементарно ею пренебрегли.
Пренебрегали также и адыгскими сортами зерновых культур. А между тем, «веками от побережья Черного моря до Кабардинской равнины, — отмечает В.А. Дмитриев, — шла селекция сортов проса, доведенная до появления таких сортов, которые способствовали улучшению почвы, истреблению сорняков и пр., имевших специфические свойства (одни не боялись птиц, другие засухи и пр.). Известно, что русские и украинские переселенцы на Черноморье неодобрительно отнеслись к мелким сортам проса, в?6?
Свежие комментарии