На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Compay Segundo
    Это прибрежные шапсуги, которые переселились под давлением русских в конце русско-кавказской войны. Конкретно Абатов ...Вооруженная борьб...
  • Фаризат
    Аул Эрсакон в Карачаево-Черкесии раньше носил название "Абатовский", по имени князя Абатова Магомета, который, по рас...Вооруженная борьб...

ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАМЕНИ

Известно, что Николай I пожаловал кабардинскому народу знамя. Несомненно, что в период, когда кабардинцы не вели активных действий на стороне России, это монаршье соизволение было продиктовано каким-то серьезным политическим обстоятельством, которое не нашло сколько-нибудь достаточного отражения в исторической литературе.

28 февраля 1843 г. генерал-майор Голицын направил рапорт генерал-лейтенанту Гурко, в котором, в частности, было сказано: «Я получил на днях прошение Временного суда, оно ясно обнаруживает готовность почетнейших людей Кабарды доказать на деле правительству преданность... » (ЦГА КБР,

ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАМЕНИ Известно, что Николай I пожаловал кабардинскому народу знамя. Несомненно, что в период, когда кабардинцы не вели активных действий на стороне России, это монаршье соизволение было продиктовано каким-то серьезным политическим обстоятельством, которое не нашло сколько-нибудь достаточного отражения в исторической литературе.
28 февраля 1843 г. генерал-майор Голицын направил рапорт генерал-лейтенанту Гурко, в котором, в частности, было сказано: «Я получил на днях прошение Временного суда, оно ясно обнаруживает готовность почетнейших людей Кабарды доказать на деле правительству преданность... » (ЦГА КБР, ф. 16, оп. 1, д. 252).
Информируя об отзыве царя по этому поводу, наместник на Кавказе Нейдгардт извещает начальника Центра Кавказской линии Голицына: «Господин военный министр в отзыве от 21 прошлого сентября... сообщает мне, что государь император во внимание к засвидетельствованию моему о постоянном усердии и преданности кабардинских жителей... всемилостивейше соизволил пожаловать им знамя» 1. Наместник императора на Кавказе Нейдгардт свидетельствует, что знамя пожаловано кабардинцам не позже 21 сентября 1843 г., тем не менее В. Н. Кудашев писал: «2 марта 1844 года император Николай I пожаловал кабардинцам знамя».
Нет ли здесь недоразумения? Сначала приведем копию опубликованной Кудашевым Высочайшей грамоты на пожалование знамени, обнаруженную нами в госархиве КБР: «Божиею милостию Мы, Николай Первый, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Нашим верноподданным кабардинским жителям. Постоянное усердие, преданность и всегдашняя готовность к поднятию оружия противу враждебных горцев, оказываемые кабардинскими жителями, обратили на себя особенное наше благоволение. В ознаменование коего Всемилостивей-ше жалуем кабардинским жителям почетное знамя, которое, препровождая при сем, повелеваем хранить оное, как знак Монаршего нашего внимания, и в случае надобности, употреблять при ополчении против неприязненных империи нашей народов. Пребываем императорскою нашею милостию к кабардинским жителям благосклонны. Подлинную подписал Николай 1-й 2 марта 1844 года».
Под текстом, опубликованным Кудашевым, подписано: «Высочайшая грамота 2 марта 1844 г. кабардинскому народу при пожаловании ему почетного знамени». Подпись под текстом не соответствует содержанию царской грамоты. В ней говорится о почетном знамени, которое препровождается «при сем», т. е. вместе с грамотой. В этом случае все становится на свои места: знамя пожаловано, как и писал Нейдгардт, не позднее 21 сентября 1843 г., а Высочайшая грамота подписана Николаем I 2 марта
1844 г.
По повелению Нейдгардта Голицын объявил в Кабарде, что император Николай пожаловал «кабардинским жителям» знамя. Голицын изо всех сил старался придать этому событию помпезный характер, и он во многом преуспел. Деятельность его по организации и проведению торжественных мероприятий изложена им в рапорте Нейдгардту от 14 декабря 1843 г.
Датой «народного празднества» было выбрано 6 декабря — день тезоименитства Николая I. На этом основании сделан не соответствующий действительности вывод, что Голицын написал рапорт «о праздновании царских именин 6 декабря 1843 г. »4. На самом деле к этому дню было приурочено празднование события, подобного которому не было в истории русско-кабардинских отношений. Голицын прежде всего собрал всех членов Кабардинского временного суда и сообщил им «о благоволении императора», а они сделали эту весть достоянием всего народа. В Нальчик были вызваны представители всех аулов Кабарды. На этой встрече они решили «ознаменовать событие, глубоко врезавшееся в благодарных сердцах жителей всей страны народным празднеством». День 6 декабря был избран как наиболее подходящий повод «для изъявления пред лицом всех горских народов, прилегающих к Кабарде, признательности ее к обожаемому монарху». По заранее составленному плану в Нальчик стали съезжаться «бесчисленные толпы кабардинцев и старшин прочих племен со свитою». Среди приглашенных «старшин других народов» Голицын называл чегемцев, балкарцев, дигорцев и, особо заметим, малокабар-динцев. Приглашенные размещались «частию в форштате, а час-тию в Вольном ауле».
Наступило 6 декабря 1843 г. Совершили молебен, и состоялся военный парад. Затем князь Голицын переправился через р. Нальчик, к Вольному аулу, где «более чем на квадратную версту расположены были массы гостей». Начальник Центра Кавказской линии поздравил их с царской наградой. Это сообщение было встречено «кликами восторга, потрясающими всю окрестность». Кабардинцы, гордящиеся своим гостеприимством, в тот памятный день удивили гостей. Голицын далее докладывал Нейдгардту: «Мед, пиво, хлеб и разные яства, изготовленные на азиатский манер сорока поварами кабардинскими, присланными князьями, в продолжение трех суток приводили в изумление всех присутствующих неимоверным изобилием своим».
С точки зрения застольного этикета адыгов достойно внимания, что к началу пиршества был подан знак. Каждая княжеская фамилия «занялась угощением определенных в ее ведение гостей». Кроме уже распределенных по четырем княжеским фамилиям гостей, была предусмотрена и «пятая часть». Беспрерывно подъезжавшие «новые толпы народа» прямо направлялись к этой части для избежания какого бы то ни было беспорядка. Для их обслуживания были намечены особые распорядители, назначенные «из почетных кабардинцев». Порядок угощения произвел неизгладимое впечатление на гостей, поскольку «при таком огромном сборище разнородных людей, оставил довольными с избытком от первого до последнего». Шора Ногмов писал, касаясь гостеприимства адыгов, что «несмотря на все бедствия и политические перевороты, эта обрядность не ослабела и ныне»5. За несколько месяцев до своей кончины Ногмов имел возможность присутствовать на этом зрелищном торжестве и более чем вероятно присутствовал. И личное впечатление, возможно, подсказало ему эти строки.
Угощение было организовано «по-азиатски», но с «примесью европейской роскоши, т. е. чаем». Останавливаясь на угощении чаем, Голицын сделал оговорку, что он, «видимо, входит в число жизненных потребностей у достаточных горцев». Отсюда можно заключить, что чай как компонент угощения в 1840-х гг. только входил в употребление, и им пока могли пользоваться лишь наиболее состоятельные слои общества.
Зашло солнце. Голицын пригласил кабардинских владельцев и старшин «числом до трех сот человек» в дом начальника Центра. Здесь им была предоставлена редкая возможность полюбоваться европейскими танцами. А танцевали кабардинские и горские офицеры, проходившие службу в Санкт-Петербурге. Не обошлось, конечно, и без лезгинки. В десять часов вечера был дан праздничный фейерверк, изготовленный в Георгиевском арсенале. Он продолжался около часа. Неожиданное зрелище доставило неподдельную радость «всей массе пирующих», но она, как пишет Голицын, переросла в ликование, когда - «венец всего празднества» - в зале появилось вензелевое имя «высочайшего виновника торжества» - Николая I. Из уст присутствующих в зале вырвалось громкое «ура!», что «повторилось на том берегу реки могучим отголоском густой массы народа, числом более семи тысяч человек» (выделено нами. - С. Б.).
Так закончилось это грандиозное пиршество, о высоком организационном уровне которого свидетельствовал Голицын: «...народный пир... не ознаменован ни одним случаем, который бы обличал отсутствие порядка».
«Благоволение» императора к кабардинскому народу должно было «иметь полезное влияние на горские народы». Уверенный в своем предположении, Голицын так заключил свой рапорт Нейд-гардту: «Кажется, я успел в этом...».
Последующие события подтвердили правоту Голицына. Еще 19 ноября он доложил командующему войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанту Гурко: «Кабардинцы, принимая с чувством пламенной благодарности... знак к ним монаршей щедрости, усильно просят ходатайства моего о дозволении отправить в Санкт-Петербург депутацию от кабардинского народа для принесения у подножия престола Всеподданнейшей благодарности за оказанную им милость». Гурко 1 декабря 1843 г. доложил об этой просьбе императору. Военный министр 13 декабря сообщил Гурко, что «император... дозволил отправить в Сан-Петербург депутацию от кабардинского народа». Причем министр указывал и срок прибытия в столицу - «в течение января, к бракосочетанию Ея Императорского Высочества великой княгини Александры Николаевны».
В первых числах января 1844 г. началась подготовка депутации к отъезду. Владельцы всех аулов Кабарды и другие почетные лица, в том числе и горцы, съезжались в Нальчик «для присут-ствования при отъезде депутации».
Желание кабардинцев отправиться к царю возбудило «сильный гнев Шамиля». Накануне отъезда «в течение декабря месяца Шамиль прислал к эфендию Умару Шеретлокову письмо в виде воззвания к кабардинскому народу, обещая ему притти со всеми силами своими». По воле корпусного командира Шеретлоков написал Шамилю, что в ответ на его послание «поспешает» сообщить о том, что «завтра» едет с почетными кабардинцами «к Государю своему».
Наконец в январе депутация отправилась в Петербург «при огромном стечении кабардинцев всех сословий».
В именном списке членов депутации, секретно приложенном к рапорту Голицына на имя генерал-лейтенанта Гурко от 5 января 1844 г., значатся имена депутатов: майор Мисост Атажукин, прапорщик Алхас Мисостов, прапорщик князь Кайтуко Хамурзин, князь Пшемахо Касаев; уздени: поручик Батырбек Тамбиев, прапорщик Мет Куденетов, прапорщик Магомет-Мирза Анзоров, Магомет Коголкин, корнет Камбот Докшукин, народный депутат Давлет-Гирей Тамбиев, народный эфендий Умар Шеретлоков. Кроме них в список занесены кандидаты: штабс-ротмистр Куде-нетов, корнет Али Тамбиев и корнет Кучук Анзоров.
Депутацию сопровождали: переводчик зауряд-чиновник Кала-беков, штабс-капитан Наттер и урядник Еремеев. Обслуживающий персонал был намечен в количестве четырех человек прислуги, а «пятый, особенный, народному эфендию для содержания в порядке всех принадлежностей к молитве по магометанскому обряду».
Голицын своеручно написал краткую, но содержательную характеристику на каждого члена депутации. Приведем некоторые из них.
Мисост Атажукин: «Человек скрытного характера и честолюбивый; сперва имел сношения с непокорными, но с тех пор, как улучшается домашний быт его и в хозяйстве вводятся перемены в Европейском вкусе, он, видимо, отстраняет себя от прежних связей и постигает, что помощию токмо Российского правительства может сохранить все, что имеет и приобрести более. В народе вес его значителен и по связям с лучшими фамилиями прочих племен горских, он чрезвычайно полезен, подвергаясь некоторому присмотру».
Народный эфендий Умар Шеретлоков (Бекмурзина фамилия): «Вся Кабарда в продолжении двадцати лет привыкла видеть в нем посредника между начальством, и его привычка эта ослабевает, видимо, и участие эфендия в тяжебных делах (исключая духовных) день ото дня становится ничтожнее, не менее того он, как строгий исполнитель Магометанской веры и блюститель народных обрядов, чрезвычайно уважаем; с некоторого времени эфен-дий изменил прежние обычаи свои, фанатизм его превратился в терпимость... »
Поручик Батырбек Тамбиев: «Человек красноречивый и с большим влиянием в народе, состояние его довольно значительное и привычки по домашнему быту совершенно сходные с Европейскими... Ему, конечно, будет поручено прочими членами депутации вести речь, почему я считал бы нужным предупредить его особо по прибытии в С-Петербург о форме, в которой она должна быть изложена... »
Прапорщик Магомет-Мирза Анзоров: «Первый наездник по всей Кабарде», был воспитанником Хаджи Астемирова, ставшего «впоследствии при нападении на Моздок жертвою преданности к России». Магомет-Мирза обладал богатством и храбростью, которые «не только в Кабарде, но между всеми горскими племенами доставили ему в народе значение, ставящее его наряду с князьями». Из характеристики корнета Камбота Докшукина, принадлежавшего к фамилии Кайтукиной: «Образован совершенно по-русски и кабардинец только по вере, преданность его к Российскому Правительству не подлежит сомнению; независимо от пользы, которые принесут депутатам наставления касательно обращения их посреди обычаев, им совершенно чуждых, Докшокин по обладанию в совершенстве Российским языком, необходимым будет во время путешествия...»
За штабс-ротмистра Куденетова ходатайствовал сам Голицын, имея в виду, что он «офицер отличный во всех отношениях». Али Тамбиев отличался как «офицер, знающий превосходно Российский язык».
Примечательна и характеристика корнета Кучука Анзорова: «...брат его родной Хату временно командует Л[ейб] Гвар[дии] Горским полуэскадроном, сам Кучук лично известен Его Императорскому Величеству» (ЦГА КБР, ф. 16, оп. 1, д. 252, л. 14—15 об., 31—36 сб.).
Характеризуя членов депутации, Голицын, по его признанию, «руководствовался строгой разборчивостью, обращая, однако, преимущественно внимание на теперешнее поведение их и предавая забвению прежние погрешности, в которых они получили прощение». Характеристики отправлявшимся в Санкт-Петербург давались в обстановке секретности. Перечисляя, например, достоинства члена депутации Батырбека Тамбиева, Голицын, указав на его красноречие, обратил внимание начальства на то, что ему, без сомнения, будет поручено «вести речь», но умолчал о предмете его речи.
Принято считать, что целью депутации было «принесение благодарности у подножия Всероссийского престола за пожалованное кабардинцам знамя». Однако депутация ставила перед собой гораздо более важную для народа задачу, которую она задумала осуществить, воспользовавшись расположением царя. В решении этой чрезвычайно важной для Кабарды задачи исключительно ценную, определяющую роль сыграл князь В. С. Голицын — наиболее прогрессивный, гуманный и дальновидный представитель кавказской администрации в Кабарде. Своей главной задачей на предстоящей встрече с императором кабардинцы ставили возвращение в свое время отторгнутых от них земель между реками Этока и Золкой. Командующему войсками Кавказской линии и Черноморья Голицын 5 января 1844 г. писал: «Сколько я мог понять, то главная цель просьб депутации заключаться будет в Всемилостивейшем утверждении за Кабардою земель между речками Этокою и Золкою».
Касаясь истории этих земель, следует особо подчеркнуть, что Кучук Джанхотов до конца своих дней стремился вернуть территорию по рекам Малке, Золке и Этоке, некогда принадлежавшую его предшественникам и доставшуюся ему как преемнику-валию Кабарды. 28 августа 1829 г. он писал начальнику войск, в Кабарде и кордоне расположенных, Ушакову: «Бывший начальник Кабар-ды покойный полковник Коцарев предписанием от 2 января 1828 г., № 11, на основании повеления господина генерала от кавалерии и кавалера Емануэля дал суду знать, что с разрешения его сиятельства господина главнокомандующего Кавказским отдельным корпусом предписано комиссии, учрежденной для наделения казачьих войск землями, отмежевать из дач Волгского казачьего полка Этоцкое и Зольское соляные озера с 1040 десятинами земли кабардинцам... При отмежевании сем соленые озера, хотя и отданы по-прежнему во владение кабардинцам, но земли около оных для пастьбы скота сколько дано не означено и не отмежевано и что значит десятина земли, неизвестно. А потому народ кабардинский, сомневаясь, чтобы означенные земли опять не были у них отняты и отданы другим, просят суд, согласно прокламации бывшего корпусного командира, в 26 день июня 1822 г. состоявшийся, и неоднократных словесных обещаний не отнимать земель и другой собственности войти с представлением к начальству, дабы земли по Малке, Золке и Етоке, издревле кабардинцам принадлежащие, были отмежеваны в полное их владение и другой никто оными не пользовался».
Этот жизненно важный для Кабарды вопрос никогда не снимался народом с повестки дня. Князья, уздени и крестьяне 1 июля 1842 г. просили военного министра А. И. Чернышева о возвращении им земли, лежащей между Малкой, Золкой и Этокой10. Стремясь склонить командующего к положительному решению старой земельной проблемы кабардинцев, Голицын далее писал: «Если бы мне позволено было в качестве местного начальника выразить мнение свое о землях между Этокою и Золкою, то я полагал бы отдать кабардинцам, тем более что они без нее существовать не могут и, сверх того, пользуются ею беспрепятственно. Неведение, в котором находятся жители Кабарды, о том, кому принадлежит помянутый участок земли, служило уже не раз поводом к вредным толкам зломыслящих. И на будущее время, если он не будет дарован кабардинцам, может произвести недоразумения, которыми воспользуются предводители непокорных племен горских». Говоря так, Голицын явно намекал на движение Шамиля и действия закубанцев, противовесом которых (или нейтральной стороной) он хотел бы видеть кабардинцев. Одно слово императора о пожаловании земли кабардинцам «на вечные времена», по справедливому мнению Голицына, могло надолго обеспечить спокойствие Кабарды.
Свой взгляд на кабардино-русские отношения Голицын закончил со свойственной ему гибкостью и красивым слогом: «Представляя мнение свое на благоусмотрение Вашего Превосходительства, я не выдаю его безошибочным, но считаю себя обязанным по совести и верноподаннической преданности к моему государю обратить внимание начальства на все средства удержать край, вверенный управлению моему, в спокойствии и непоколебимой преданности к правительству, чего едва ли можно достигнуть совершенно, не даровав кабардинскому народу участка земли, им просимого и который никому, кроме его, не приносит никакой пользы. Отобрать землю всегда будет во власти нашей при нарушении кабардинцами слова, но по крайней мере с Всемилостивейшим пожалованием ее исчезнет последний предлог к посторонним внушениям и внутреннему волнению легковерного народа».
Как известно, по высочайшему повелению в 1845 г. просимая земля была предоставлена в пользование кабардинцам, хотя этот участок еще несколько лет не был «за ними формально утверж-ден». Точное количество пожалованной в пользование земли и дата формального утверждения указаны на карте, составленной, видимо, в 70-х годах. Надпись на ней гласит: «Дача, Всемилостивейше пожалованная кабардинскому народу, из земель, состоявших в передовой кордонной линии, формальное оной утверждение границ учинено 1848 года в июле и августе месяцах старшим землемером Ларионовым, а внутренняя ситуация снята в 1823 году старшим землемером Смирновым. В даче этой состоит удобной и неудобной 51 638 десят. 2324 саж.»13. Голицын в это время уже был смещен, но несомненная заслуга его состоит в том, что он подготовил соответствующую почву для обеспечения благоприятного исхода поездки кабардинцев в Санкт-Петербург.
Вернемся к прерванной нити изложения. Николай I вручил депутации знамя и грамоту 2 марта 1844 г., что, по-видимому, хотел сказать и Кудашев, написавший, что в этот день оно было пожаловано.
Сначала это знамя доставили в Тифлис. По приказанию Нейд-гардта Голицын за ним туда направил своего адъютанта штабс-капитана Данилова и корнета Тлостаналиева. Приняв знамя, они 25 апреля 1844 г. доставили его в Нальчик. Тем временем Голицын распорядился, чтобы «достойным образом принято было благодарною Кабардою новое доказательство Высочайшего Благоволения государя императора». Он вызвал в Нальчик недавно вернувшихся из столицы империи членов депутации. В Нальчик явились и все владельцы аулов. 3 мая они «расположились огромным лагерем против крепости на правом берегу реки Нальчика».
В «достопамятный день» 4 мая, как назвал его Голицын, «в девятом часу пополуночи кабардинцы собрались в доме начальника Центра, где вручено им... знамя». После церемонии вручения знамени «началось шествие до места, назначенного для парада и прочтения Высочайшей грамоты». Для участия в параде была назначена рота, которая встретила знамя троекратным «ура», отдавая честь в установленном порядке. Потом аудитор управления начальника Центра Кавказской линии огласил содержание грамоты. Его перевод текста грамоты «произвел в кабардинцах восторг невыразимый». После завершения чтения грамоты раздались три ружейных залпа. Они «сменились пушечными выстрелами в числе ста одного, продолжавшимися во все время прохождения церемониальным маршем войска мимо знамени». Завершением всех церемоний в связи с пожалованием знамени кабардинскому народу явилось его установление в доме начальника Голицына на специально приготовленном почетном месте.
Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх