Совершенно другая картина складывается, когда политическое единство Большой Кабарды и возвышение пщышхуэ достигались не путем соглашений и компромиссов, а посредством устранения соперников, что было весьма показательно для времени правления Казыя Пшиапшокова и его сыновей. Причем объем власти верховного князя, по существу, не зависел от согласия его младших братьев (или добровольно делегированных ими прав), которые должны были безусловно подчиняться воле своего старшего брата. В этих условиях полномочия хасы в избрании «большого князя» стали номинальными, хотя ее законотворческие и военно-оборонительные функции могли еще сохранять некоторое значение. В целом же хаса превращается из законодательного и распорядительного в консультативный орган.
Совершенно другая картина складывается, когда политическое единство Большой Кабарды и возвышение пщышхуэ достигались не путем соглашений и компромиссов, а посредством устранения соперников, что было весьма показательно для времени правления Казыя Пшиапшокова и его сыновей. Причем объем власти верховного князя, по существу, не зависел от согласия его младших братьев (или добровольно делегированных ими прав), которые должны были безусловно подчиняться воле своего старшего брата.В этих условиях полномочия хасы в избрании «большого князя» стали номинальными, хотя ее законотворческие и военно-оборонительные функции могли еще сохранять некоторое значение. В целом же хаса превращается из законодательного и распорядительного в консультативный орган.
Таким образом, не во все периоды истории Кабарды укрепление власти пщышхуэ сопровождалось и повышением роли хасы. Но обратное является правилом. Точно так же централизация не всегда означала укрепление хасы, тогда как последнее можно рассматривать в качестве одного из важных симптомов централизации.
На первый взгляд, два способа взаимосвязи хасы и власти верховного князя могут представляться различными векторами общественно-политического развития феодальной Кабарды, а характер правления Казыя и его сыновей — альтернативой, следуя которой страна преодолела бы феодальную «анархию», неотвратимо влекущую ее к гибели. Но по сути дела они являлись отрезками одной и той же линии политического развития Кабарды. «Автократический» принцип правления был характерен только для первого поколения «рода» Казые-вых. После его распада на соответствующие родственные группы, отношения между ними стали складываться по сценарию, известному задолго до прихода Казыя к власти. Мы имеем в виду феодальную раздробленность, княжеские междоусобицы, политику сбалансированного равновесия и т. д.
Следовательно, указанные отрезки нельзя рассматривать и как стадии, ведущие к образованию централизованного государства. Внешне они скорее всего напоминают циклы, повторяющиеся в рамках нескольких десятилетий или даже целого столетия.
Но если отсчет вести с середины XVI века и проследить подъемы и спады значения данных институтов до первой четверти XIX века, то обнаружится неуклонное их ослабление в связи с прогрессирующей дезинтеграцией кабардинского общества.
Не последнюю роль в этом процессе сыграл принцип наследования политической власти по боковой линии, сочетание которого с сословно-представительньш собранием являлось одной из важных особенностей политической системы кабардинцев в XV—XVIII вв. Регулируя наследование власти «большого князя», утверждая в этом качестве одного из представителей княжеского дома Иналовичей, хаса выступала главным гарантом нерушимости традиционных форм организации власти.
Вотчина-община, исчерпавшая возможности своего дальнейшего развития, но не содержавшая в себе элементов собственного отрицания, во многом определила стагнирующий и тупиковый характер социально-экономического развития кабардинцев в XVII—XVIII вв. К тому же социальному тупику, но на уровне политической и правовой надстройки приводило сочетание архаического принципа наследования высшей политической власти в стране с таким признаком развитого феодализма, как сословно-представительное собрание. Узаконенный раздел Кабарды между «братьями-князьями» закрепил в ней полицентрическую политическую систему. В господствующих же структурах власти и собственности не выработались альтернативные им элементы (даже в самой зачаточной форме), которые впоследствии, в другом историческом контексте, стали бы переходным этапом к образованию централизованного государства.
Принцип наследования по боковой линии настолько проник во все поры кабардинского общества, что он, не ограничиваясь высшими эшелонами власти, уделами и сельскими вотчинами, распространялся также и на земельные участки, усадьбы и многие виды движимого имущества. Его жизнеспособность поддерживалась всем традиционным укладом Жизни, в том числе и обычаем левирата. Если при этом учитывзгь комплекс религиозно-мифологических представлений, освящавших данный порядок вещей, то станет понятным, почему в истории Кабарды даже в периоды максимального возвышения верховных князей не было попыток в обход братьев передать власть по прямой линии. Любая такая попытка заранее была обречена на провал, ибо она, идя вразрез с огромной толщей народных традиций и обычноправовых норм, неизбежно лишилась бы всякой легитимности.
Парадоксально, но история Кабарды, развиваясь как бы в обратном направлении, демонстрировала, что этот принцип наследования даже укреплялся, способствуя росту разрушительных внутренних конфликтов. Ориентированный по своей первоначальной природе на справедливый раздел власти и собственности между «братьями-князьями», он, как никакой другой фактор, привел к братоубийственным войнам, приблизившим катастрофу Кабарды.
Свежие комментарии