ВАСИЛИЙ ВЕРЕЩАГИН ПОЕЗДКИ В КАВКАЗСКИЕ ПРОВИНЦИИ 1864-1865 ГГ.// Вестник Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН. Нальчик, 2014. № 3(22)...
ВАСИЛИЙ ВЕРЕЩАГИН
ПОЕЗДКИ В КАВКАЗСКИЕ ПРОВИНЦИИ 1864-1865 ГГ.// Вестник Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН.
Нальчик, 2014. № 3(22)Двадцатидвухлетним выпускником академии художеств В. Верещагин посетил в 1864 г. Кавказ первый раз. Через год он вторично побывал на Кавказе. Между этими двумя поездками он находился в Париже в качестве ученика мастерской великого французского художника Жерома. Будучи во Франции он опубликовал в ежегоднике «Вокруг света»* свои воспоминания о пребывании на Кавказе. Они представляют большой, в том числе и научный интерес. Поэтому мы сочли полезным перевести с французского и опубликовать извлечения из этих воспоминаний. В них читатель найдет меткие замечания о быте и нравах горских времен Кавказа. Мы убеждаемся, что выдающийся русский художник обладал большим литературным даром, чутьем настоящего психолога и этнолога. Публикация включает также часть весьма любопытных рисунков, сопровождавших парижское издание воспоминаний.
Зав. сектором источниковедения КБИГИ К.А. Мальбахов
Кабардинская женщина сама кормит своих детей и даже обеспечивает средствами существования своего мужа. Юридически она находится под непосредственной властью главы семьи; фактически все иначе.
Женщины и девушки ткут ткани и шьют все виды одежды и, если горец любит принарядиться, то это не потому, что его одежда красива и ему очень подходит, а потому, что у него есть жена, умеющая изготовить ему его костюм.
Как и у всех кавказских горцев, его одежда составлена следующим образом. К рубашке надевают в большинстве своем широкие штаны и «аршалуку», или разновидность одеяния с короткими полами, с маленьким стоячим воротником.
«Аршалука» застегивается на груди до шеи с помощью пуговиц и петелек, сложенных из маленьких клубков бечевки; чем больше кубики и петельки приближены друг другу, тем больше грудь выделяется под этими украшениями, тем больше признается мастерство жены, чьи руки изготовили этот костюм кабардинца. Поверх «аршалуки» надевается «бешмет», или черкеска, татарская тога, оставляющая грудь открытой и удерживаемая лишь несколькими застежками и тонким поясом с серебряными украшениями. С каждой стороны груди прилажены куски ткани, то одного-единственного, то нескольких оттенков с отделениями, предназначенными деревянным цилиндрам. Именно туда кабардинцы помещают свои патроны, кои сверх того закутывают в лоскутики.
Внутри своих домов они носят в качестве обуви туфли из грубой кожи с приподнятыми носами, высокими каблуками или просто шерстяные чулки, украшенные рисунками. Когда они садятся на коней, они надевают сапоги из мягкой кожи, с мягкой подошвой, а поверх их такого же рода туфли.
Их бритая голова покрыта огромной шапкой, «папахой», сделанной из овчины; на свои плечи они набрасывают манто, «бурку», также из овчины. Шапка и манто неудобны своим весом, особенно летом, но не стоит забывать, что горцы беспрестанно подвергаются температурным переменам и что они получают выгоду для себя будучи так одетыми, когда спускаются с холодных гор в теплые долины или когда вновь возвращаются к заснеженным вершинам.
Их оружие состоит из кинжалов, пистолетов и ружей. Следует заметить, что горцы еще не применяют капсулы: все их ружья и все их пистолеты кремневые. Пистолеты, навешанные на веревку, спускаются позади до пояса; за спиной, через плечо, они носят ружье, спрятанное в чехол из овчины; рядом подвязаны две тонкие и длинные палочки с острыми концами. Когда горец пеший и желает воспользоваться своим ружьем, он берет эти палки, втыкает их в землю, скрещивая их, и приставляет меж их верхушками конец своего ружья. С помощью такого старого приспособления редко когда направляемая умелой рукой горца пуля не попадает в цель.
Поверх их привычного головного убора кабардинцы иногда добавляют другую шапку, большую, широкую и заостренную, из верблюжьей шерсти, с длинными краями, ниспадающими на шею, ее обвивающими и защищающими от ветра и дождя. В жаркое время «башлык» заменяет «папаху».
Иногда «аршалука» и черкеска украшены тонким серебряным галуном, хотя чаще всего они не имеют ничего столь блестящего. Но когда горец богат, его оружие почти всегда покрыто посеребренными рисунками: случается встретить людей, могущих быть принятыми из-за их разорванной одежды за нищих, но носящих на своем ремне богато отделанное оружие.
Мне было несколько интересно дать все эти детали кабардинского костюма, тем более, что тот не принадлежит только горцам; его позаимствовали и все казаки, но они носят его с меньшей грациозностью и непринужденностью.
Женщин я видел лишь покрытыми их длинной вуалью и я даже не могу описать их одежду. Я смог все же через уголок слегка приподнятой вуали различить чрезмерно широкие короткие панталоны и ту же, что и у мужчин, обувь на высоких каблуках. Знатные женщины носят богатые, очень самобытные, но весьма усложненные костюмы.
Кони кабардинцев отнюдь не выглядят столь же крупными, как те, что встречаются на всем Кавказе: тем не менее для погони и бега они превосходны и выносливы. Обычно они худы и имеют лишь кожу и кости.
Седло горцев покрыто кожаной подушкой; стремена привязаны очень коротко, так, что ноги вместе с бедром образуют нечто вроде латинской буквы V. Это общее для восточных народов обыкновение, доведенное до крайности в этой местности. Стоит удивиться, что эта манера опоры достаточна и позволяет всадникам держаться столь надежно в своем седле, что выглядят они как бы прирастившими к нему. Что до меня, после нескольких попыток и вопреки длинным прогулкам по горам, я не смог привыкнуть к этой утомительной позе столь загнутых ног и часто, к большому возмущению моих спутников, предпочитал оставлять мои ноги свесившимися и свободными, как это делают русские крестьяне, когда возвращаются с полей, взобравшись на своих в яблоках и огромного брюха лошадей.
Женщины ведут жизнь абсолютно уединенную: они редко показываются за стенами своих жилищ и их встречаешь лишь когда они идут черпать воду.
Дворяне и крестьяне по-братски делят полное невежество. Кабардинская молодежь не получает никакого образования: просвещенные столь редки, что едва ли встретишь человека, знающего чтение и письмо.
Вино у кабардинцев, как и у мусульман, запрещено. Их пища состоит из нескольких наипростейших блюд; они обычно весьма умеренны в еде. Похожие в том на сельских жителей в некоторых даже самых цивилизованных странах, они отказываются от этого хорошего обыкновения лишь в случае больших торжеств, к примеру, свадьбы: они тогда проводят целые дни, потребляя пищу: трапеза время от времени прерывается лишь танцами. «Лезгинка» является образцовым танцем на всем Кавказе и в Закавказье: он состоит из очень трудных и очень своеобразных шагов, что танцор исполняет ритмично под аккомпанемент живой, но однообразной музыки. Он один и тот же для мужчин и женщин, образующих раздельные группы, никогда не соединяющиеся друг с другом. Присутствующие отмеряют такт хлопаньем рук.
В обеих частях Кабарды встречается много следов христианства. То тут, то там можно видеть руины христианских храмов. Настенные росписи, изображающие религиозные сюжеты, почти невредимыми сохранились на некоторых из этих почтенных руин. Мы утверждали, что еще каких-то четверть века назад еще были старцы, сохранившие воспоминание о богослужениях в этих, сегодня покинутых, церквах. Исламизм окончательно установился там благодаря турецким миссионерам лишь к концу восемнадцатого столетия.
Кабардинцы имеют в качестве ярких черт характера отвагу, грубость нравов и мстительность. Природа, впрочем, одарила их решительным нравом и благоразумием.
Рассказывают, что однажды кабардинцы отправили к русскому императору депутацию. Не сообщается, кем был этот император, но это скорее всего был, конечно, Александр II. Посланники, сообщив царю о цели своего визита и желаниях народа, закончили свои сетования следующим образом:
«О монарх, ты милосерден, полон мудрости и доброты, но мы узнали, что рядом с тобой есть плохой придворный, именуемый Правительством. Великий монарх, изгони, изгони навсегда из твоего окружения этого коварного, этого гнусного Правительства, и, когда мы будем избавлены от него, все дела пойдут лучше во всех краях, чтящих имя твое…»
Эта забавная история кажется мне придуманной, но пересказ ее можно услышать в обеих частях Кабарды, и она свидетельствует, по крайней мере, в пользу остроумия и здравого смысла их жителей.
Я добавлю все же, что долгая покорность кабардинцев и некоторых иных племен спасла их от уничтожения, которою не избежали их закубанские соседи, которые после того так были побеждены, оказались изгнанными со своих гор и вывезенными в Турцию. Это событие хорошо известно, и я никак не коснусь его здесь по разным мотивам из-за печальных подробностей, с ним связанных.
Ко времени моей поездки по краям, расположенным на Кубани, большая война закончилась. Однако еще приходилось выдерживать немногие стычки с определенными маленькими племенами, укрывшимися в недоступных ущельях гор, где они надеялись защититься от нападений войск. В то время у меня был случай поговорить с людьми, принимавшими участие в этих схватках; среди прочих один офицер признался мне в неудовольствии, что вызывала такого рода война. Непрерывные погони по почти непроходимым местам, ружейные выстрелы, обмениваемые с укрывшимися и невидимыми противниками, плюс лихорадки и иные болезни, что невозможно избежать в этих походах, чрезмерно возбуждают солдата и делают его жестоким. Когда случается сразиться врукопашную, он не щадит никого. «Я своими глазами видел, говорил этот офицер, как во время уничтожения одного аула из одной сакли вышла женщина, укутанная в свою белую вуаль, с ребенком на руках. Её преследовал один солдат… Бедное создание побежало до края утеса, остановилось, присело, прижало к себе своего ребенка и завернулось в свою вуаль… Солдат вскоре догнал ее и, не соизволив воспользоваться прикладом или штыком, нанес ей удар ногой в спину… Оба несчастных создания покатились в пропасть.
– Но, – ответил я рассказчику, – могли ли вы, офицеры, хладнокровно взирать на подобные вещи?– Нет, конечно, отнюдь не могли, но что вы хотите от нас?
– Как это что? Ну остановить ваших солдат, произвести расследование…»
Он мне ответил улыбаясь: «Расследование, может быть, будет возможным позднее. Что до их ареста, то об этом и речи быть не может, если не хочешь подвергнуться оскорблениям, а порой и смерти.
– Это невероятно.
– Извините. Если вы судите об отношениях между офицерами и солдатами в походе и на поле брани по тому, что все имеете обыкновение видеть на смотрах в мирное время, вы глубоко заблуждаетесь; схватка, общие опасности делают нас равными. Я по этому поводу поведаю вам, сколь сконфужен был однажды, когда, будучи еще молодым, был назначен офицером. Мы находились в тяжелом пути следования, в изнуряющей жаре; рядом со мной старый солдат освежался, отпивая воду из своей дорожной фляги. Я умирал от жажды и, не размышляя, говорю ему:
– Брат, дай мне попить.
Он не отвечает, продолжает пить и, когда опорожняет свою дорожную флягу до последней капли, вытирает свои усы, прокашливается и говорит мне:
– Ваша честь испытывает нужду освежиться; если это так, вот совсем свежая вода.
– И знаете, что старый мошенник показал мне? Ручей, текущий в овраге, под нами, на глубине в каких-то ста саженей!
Я надеюсь позже, когда позволят мне время и обстоятельства, вернуться в эти горы. Тогда я дополню это любопытное исследование исчезающего общества, которое ежедневно меняется после своего окончательного покорения.
Источник
Свежие комментарии