Таким образом, из сочинения Лапинского мы видим прежде всего, что черкесы не должны называться черкесами, что их неправильно так именуют русские, и что им следует быть абазами.Но народ, о котором идет речь, называют черкесами не одни русские, а также турки, более всех с ними знакомые, имевшие с ними ближайшие сношения, религиозные, политические и торговые, а наконец и прочие европейцы, изменяя только несколько произношение этого слова по свойствам языков.
По той же причине, эллины прежде всех познакомившиеся с народом, называют его керкетами, а римляне церцетами. Вот откуда происходит и русское имя этого народа — черкесы. Что касается до названия абазов, то оно принадлежит вовсе не черкесам, а их соседям — абхазам.
Производство черкесов от днепровских казаков, основание ими на Днепре города Черкасы, а на Дону — Ново-Черкаска, удаление их с Днепра сперва на Дон, а потом на Кубань и Терек, слитие их на востоке Кавказа с единоверными жителями Дагестана, смешение их на западе его, с вновь переселенными московским правительством на Кубань казаками и частью только с абазами и завоевание ими Кабарды — все это есть настоящий роман, плод фантазии Лапинского, совершенно несогласный с историческими данными о происхождении и быте с одной стороны днепровских или украинских и донских казаков, а с другой — черкесов и абазов или абхазов.
Вся эта путаница основана на созвучии имен народа черкесов с городами — Черкасами и Ново-Черкаском, из которых последний основан в новейшее время не жителями первого, а обитателями старого Черкаска на Дону, по случаю наводнения этого города ежегодным разливом реки, почему и получил он название Нового-Черкаска.
Гоняться за созвучием имен, не обращая никакого внимания на историю народов, ведет всегда исследователя к важным промахам и заблуждениям, чему Лапинский представляет много примеров в своем сочинении. Мнение его о том, что донские казаки образовались от смешения татар с москалями, а оренбургские представляют смесь этих народов еще с турками, калмыками, туркоменами и тунгусами,— доказывает совершенное незнание Лапинским географии. Как он грешит здесь против этой науки, в той же мере искажает он историю, говоря, что казаки удалились сперва с Днепра на Дон, а потом оттуда на Кубань и Терек от притеснений московских великих князей, которые старались насильно ввести между ними восточную христианскую веру.
Напротив того, история нам показывает, что днепровские или украинские казаки не только всегда были христиане сами, но и отличались непоколебимою преданностью к православной вере и вели за сохранение ее кровопролитные войны с поляками, которые старались всеми насилиями ввести у них католицизм, но не могли достигнуть своей цели. За этим историческим искажением следует другой, не менее важный промах Лапинского, удостоверяющего, что казаки, поселившиеся на востоке Кавказа, смешались скоро с единоверными им дагестанцами (т. е. магометанами), но на западе это смешение последовало в самом малом размере.
Поселение запорожских казаков на Кубани, донских, волжских, хоперских и др., как на кубанской, так и на терекской военных линиях, последовало по распоряжению русского правительства — для защиты сперва наших укреплений близ устья Терека и потом по расширению наших владений — для ограждения от горцев, вообще нашей границы, простирающейся между Каспийским и Черным морями. Эти поселенцы, известные ныне под именем черноморских и линейных казаков, никогда не принимали магометанской веры, никогда не смешивались с горцами, а напротив того, как на западе, так и на востоке Кавказа находились с ними в непримиримой вражде. Это знает всякий, кому сколько-нибудь знакомы события на Кавказе; это должно быть совершенно известно и Лапинскому, бывшему свидетелем кровавых стычек казаков с черкесами и взаимной их друг в другу ненависти.
Необыкновенное явление в истории народов представляют нам черкесы и абхазы.
Тогда как в других местах Европы и Азии и северной Африки народы перемешивались между собою, перекрещивались и как бы переваривались в горнилах, когда из этих горнил вытекали народы с обновленными силами физическими и духовными, когда они созидали государства, достигшие в Европе высшей степени социального и политического развития, которым суждено ныне располагать судьбами народов не только в старом, но и в новом свете,— в это время, черкесы и абхазы, за самыми малыми исключениями, оставались в оном и том же первобытном положении и не выходили из своей среды.
Более двадцати столетий пронеслось над их головами, впродолжение которых в других местах происходили коренные перевороты, падали государства и возникали новые, даже в самом Кавказе,— но народы, о которых мы ведем речь, оставались теми же черкесами, какими мы знали их до последнего их выселения, теми же абхазами, какие нам поныне представляются.
Причин этого удивительного явления искать, по нашему млению, следует сколько в особом топографическом положении страны, занимаемой этими народами с древнейших времен, столько же и в особенных типических их свойствах.
Их ограждали, с одной стороны, непроходимые ущелья, покрытые девственным лесом северо-западного Кавказского хребта, а с другой — море, недаром долгое время носившее название враждебного (axenus) (Впоследствии же оно заменено греками, основавшими торговые места по восточному берегу Понта, именем Exinus — гостеприимного.).
В этом недоступном месте, в глубь которого не могли проникнуть ни меч смелого неприятеля, ни цивилизации с своими благодетельными плодами, черкесы и абхазы упорно сохраняли свой типический характер, главные черты которого составляли: личная свобода, доходящая до страсти, необуздываемой социальными условиями, личная храбрость, неограниченная никакою дисциплиною, необыкновенное уменье вести оборонительную войну в своих пределах, для защиты своей независимости, ревнивое отчуждение от других народов, и наконец — отсутствие способности к внутреннему развитию, отчего черкесы и абхазы не выходили из состояния общин или кланов и не могли достигнуть до образования отдельных государств, в прямом смысле этого выражения.
Самая религия, сперва христианская, потом магометанская, так могущественно действовавшая на другие народы, не произвела существенных изменений в социальном положении черкесов и абхазов, которые не подвергались существенным изменениям, потому-что народы пребывали в одних и тех же условиях среды, их окружающей (Окончание рукописи не найдено до сих пор в бумагах Евг. П. Ковалевского. Последняя фраза приписана им на полях, и при последнем слове помещен значек, откуда видно, что автор имел в виду связать эту приписку с содержанием следующей, не дошедшей до нас страницы. — Ред.).
Свежие комментарии