Одним из самых харизматичных, успешных и отчаянных предводителей адыгов в период Кавказской войны являлся шапсуг Шеретлуко Кизбеч, который был известен по прозвищу «Лев Черкесов». О Кизбече немало написано и сказано практически во всех адыгских интернет-сообществах.
Одним из самых харизматичных, успешных и отчаянных предводителей адыгов в период Кавказской войны являлся шапсуг Шеретлуко Кизбеч, который был известен по прозвищу «Лев Черкесов».
О Кизбече немало написано и сказано практически во всех адыгских интернет-сообществах.«Дневник пребывания в Черкесии» пера английского эсквайра Джеймса Бэлла, посетившего Черкесию в разгар Кавказской войны (1837-1839 годы). Чем же интересен именно этот материал? Джеймс Бэлл – незаинтересованное беспристрастное лицо, имевшее несколько личных встреч и общение с Кизбечем. Так же, единственный портрет «Льва Черкесов», в оригинале дошедший и до наших дней, так же принадлежит кисти Джеймса Бэлла. Материалы научного труда предоставляют возможность понять, каким был на самом деле человек, вселявший ужас в имперских солдат; человек, о котором адыги слагали песни, и в честь которого нарекали своих детей.
Кизбеч, сын Тугуза, происходит из дворянского шапсугского рода Шеретлуко. Необычной чертой Кизбеча являлось сочетание в нем двух типов война – «Шу закъуэ» - одинокий воин, и тактически грамотное умение руководить партией конных всадников.
Знакомство Бэлла с Кизбечем, произошедшее в Пшате, приходится на 8 мая 1837 года. Вот как описывает англичанин ту встречу: «Здесь, у меня был непрерывный ряд посетителей, среди которых самым интересным, как из-за его мускулистого вида и внешности, в которой есть что-то от льва, так и из-за его репутации смелого и дерзкого человека, был старый хаджи Киз-Беч, который оставил в моем воображении глубокое впечатление ужаса от мысли, что же может породить его гнев в противнике…»
Бэлл описывает «Льва Черкесов», как человека с мощным телосложением. «Черты лица, когда они спокойны, отличает некая суровость. В двух случаях я увидел в его подвижных серых глазах скрытый огонь нетерпения…»
На момент первой встречи, Кизбечу было 60 лет, и он носил чалму, символизировавшую его поездку в Мекку. Примечательна одна подробность – на обратном пути из Мекки, Кизбеч нанес кратковременный визит в Египет. Наслышанные о его подвигах, вельможи предложили ему высокий сан и знатное положение, но Кизбеч отклонил предложение, и вернулся, чтобы продолжить войну, которую он начал в 16-летнем возрасте.
Следующее упоминание о «Льве Черкесов» датируется 7 июня 1837 года: «Хаджи Киз-Беч, в одиночку, на другом краю этой долины совершил один из самых отважных поступков. Он заметил место, где солдаты Николаевского форта пасут гарнизонный скот под защитой своих батарей; выждав удобный случай, он набросился на пост, сумел убить двоих, и в качестве трофея привез с собой пленника и 9 мушкетов». Это предание говорит о Кизбече как о «Шу закъуэ», для которого война стала повседневным бытом, а совсем незапланированное нападение на пост противника – обычным делом.
19 июля 1837 года, в Цемезе, состоялась еще одна встреча английского эсквайра Бэлла с неутомимым Кизбечем Шеретлуко: «Его дерзкие подвиги произвели такое впечатление на русских, что женщины на границе употребляют его имя, дабы напугать им непослушных детей. Русские генералы неоднократно предлагали ему все, что он потребует, если он согласится пойти на службу к ним, или заключит мир; а сам император Николай I выложил большую сумму денег, чтобы заполучить его портрет. Но Киз-Беч относится с презрением ко всем их просьбам и предложениям, и демонстрирует свою неутомимость в осуществлении против них враждебных мер».
Так же, Бэлл описывает один из подвигов Кизбеча: «Киз-беч, вместе с двумястами пятьюдесятью своими товарищами, отправился в набег на другую сторону Кубани. Из-за таяния горных снегов, река оказалась слишком глубокой, и черкесы не смогли бы переправить свой порох и ружья. Решив оставить порох и ружья на этой стороне реки, черкесы вплавь пересекли реку, и с саблями напали на окрестные русские форты. В качестве трофеев были привезены двести ружей». Интересным является тот факт, что Кизбеч редко созывал мужчин вступить в его войско. По преданиям, мужчины, видя, что он седлает коня и готовит оружие для набега, стекались под его знамя. Известны случаи, когда за короткое время, под знамя «Льва Черкесов» собралось 900 отборных всадников. Каждый, кто знал Кизбеча, мечтал погибнуть в бою рядом с таким предводителем.
Крайне интересным представляется описание взаимодействия в бою Кизбеча с сыном. «Совсем недавно, один из его сыновей сопровождал его в сражении. Юноша стал пятиться под шквальным огнем русских, но Киз-Беч громко окликнул его, и вынув свою саблю из широкой дамасской стали, приказал тому идти вперед. Сын героически погиб, но эти обстоятельства не вынудили отца рассматривать обстоятельства его смерти как-то иначе, как принято в этих местах – как событие предопределенное».
Что касается единственного портрета, благодаря которому мы можем узнать, как выглядел бесстрашный воин Кизбеч Шеретлуко, то он заставил Бэлла дать обещание, что он нарисует и все его оружие.
Песня, сложенная о Кизбече, так же дошла до нашего времени в неизменном виде.
12 августа 1837 года Бэлл, находясь в Семезе, получил новости из Чепсина о том, что «неутомимый Киз-Беч с отрядом шапсугов напал на противников, убил и ранил многих из них, захватил большое число пленников, в числе которых много офицеров, и трофейного оружия.
За 3 месяца, Джеймс Бэлл записал в свой «Дневник пребывания в Черкесии» порядка 8 сообщений об успешных военных операциях 60-летнего Кизбеча. Спустя 3 года после вышеописанных событий, Кизбеч, получив множество ран в одном из сражений, скончался на 63 году жизни.
Спустя 176 лет после его смерти, потомки «Льва Черкесов», бережно храним память о нем. И пусть его именем не названы улицы и проспекты – мы помним своего героя!
Свежие комментарии