Насколько мне удалось убедиться, все женщины на Кавказе рассматриваются в свете собственности. Независимо от их положения, будь то для домашнего потребления или для «экспорта», они в равной мере являются объектом сделок торговли; здесь, в не меньшей мере, чем где бы то ни было, они являются также причиной вражды.
Ни одна женщина в Черкесии не вольна в своих действиях, и не является сама себе хозяйкой; она является собственностью или своего отца, или своего мужа, а после их смерти принадлежит их роду, который выдает ее замуж по своему усмотрению. Правда, дворянин или вольноотпущенник может продать в Черкесии свою дочь только человеку, равному ему по положению; но за пределами страны он может продать ее кому заблагорассудится. Это право никогда не оспаривается, хотя для узденя или вольноотпущенника с хорошим состоянием считается недостойным их чести продавать своих детей работорговцу. Большую часть продаваемых за пределы страны женщин составляют представительницы четвертого класса, то есть класса сервов, который, как я уже указывал, берет свое происхождение от пленных, захваченных в войнах. Теперь эти рабы, или сервы, или вассалы (в английском языке нет слова, которое определило бы их положение, а те, что обычно применяются, не дают точного представления о предмете) имеют право на половину плодов своего труда, где бы он ни применялся — в поле, на пастбище или в промыслах на дому; в число этой продукции, разумеется, включаются и их дети. Если продажа должна состояться, родители, таким образом, делят свою собственность с их хозяевами, или, если они захотят того, они могут уклониться от продажи своих детей, для этого необходимо согласие с обеих сторон. Я был свидетелем многим примерам, когда серв не желал расставаться со своим ребенком ни на каких условиях, какие бы ему ни предлагались. Если девушек продают работорговцу, это обычно бывает по их собственному согласию и исходя из их честолюбивых намерений, поскольку у них есть перспектива выгодно устроиться в лучших турецких гаремах. Их взгляды в этом отношении вполне сходны со взглядами наших молодых леди, отправляющихся из Англии в Индию; но место их назначения не столь удалено, будучи всего лишь в нескольких днях плавания на судне от их родины; подобное решение их вовсе не предполагает их постоянную разлуку с подругами; наоборот, это зачастую дает им возможность оказывать им услуги.
Англичанин, который пожелал освободить одну из этих красоток и взять ее с собой в Англию, потерпел неудачу в своей [571] попытке, хотя он предлагал цену в три раза большую обычной, и все потому, что ее подруги боялись, что если она уедет в Англию, у них не будет возможности общаться с нею, и она будет навсегда потеряна для них. Другим мотивом, побуждающим черкесов делиться своими детьми с турками, является вера в то, что те получат преимущество в виде высшего образования и религиозного воспитания. Условия их жизни, вне всякого сомнения, значительно улучшаются, и, будучи далеки от того, чтобы неизбежно превращаться в рабынь путем этой сделки, получают шанс обрести свободу, которую им обеспечит замужество в Турции (Каждая замужняя женщина, согласно установлениям Корана, свободна; она имеет право на личную собственность, обладает правами и привилегиями и может возбудить в суде иск, чтобы развестись с ним. Каждая рабыня или «алаик», став матерью, приобретает те же права), чего не бывает в Черкесии. Свобода, однако, последнее, что они принимают во внимание; относительные комфорт, роскошь и величие, которые ожидают их в Константинополе, в большей мере разжигают их воображение, и в перспективе, если они их обретают, примиряют их с мыслью о покинутой родине. Мы никогда не слышали ни от одной из них, хотя многие из них были свободны в выборе местопребывания, чтобы они очень уж стремились вновь увидеть свои родные горы. Ностальгия их мучит не более, чем их сверстницу на родине, которая, превратившись в гранд-даму, никогда, каковы бы ни были ее воспоминания о сыроварне или прялке, не думает о том, чтобы вернуться к ним. Мне хотелось бы упомянуть здесь, что одной из лучших рекомендаций для черкесской красавицы на константинопольском базаре служит ее искусство домашней хозяйки, которое ценится превыше всего в ее родной стране и которое, после приобретения ею внешнего лоска и приятных манер в стиле турецкой «ханум», делает куда более желанным объектом приобретения по сравнению с ленивой и болтливой грузинкой. По прибытии в Константинополь прекрасных черкешенок помещают на два-три года в заведения под наблюдением опытных матрон, во многом напоминающие выпускные классы наших школ. Их воспитание здесь касается манер и этикета, столь строго соблюдаемых в турецком гареме, и довольно часто доходит до обучения чтению и письму, а также изучения арабской и персидской литературы.
В этих специфических условиях, а также в некоторых других, которые я мог бы выделить, женщины Черкесии могут найти некоторое утешение своему очевидно приниженному положению; кроме того, если их рассматривают и как собственность, то, как мы знаем, собственность бывает различного рода. Обозначение словом .«сокровище», возможно, показалось бы менее предосудительным; разумеется, что забота и внимание, с которыми обращаются с ними, нисколько не [572] уменьшаются от признания наличия их меновой стоимости. Ничто так не удивляло черкесов, когда мы рассказывали им об английских обычаях, как тот факт, что вместо крупной платы за жену у нас холостяк, напротив, рассчитывает, что его жена будет располагать состоянием, соответствующим его собственному. В их понимании это значит «золотить чистое золото или поливать духами фиалку». Для них, как и в патриархальные времена, когда Яков был вынужден годами отрабатывать право на свою Рахиль, женщина есть предмет, сам по себе стоящий величайших жертв. Если же, однако, поднять ее до положения независимости и равенства, то и тогда торг пойдет уже не за нее, а с нею; как шутливо замечали наши друзья, в таком случае ее целью будет покупка себе мужа в той же мере, что для него — покупка себе жены.
Оцениваемый таким образом и желаемый как самый дорогой объект обладания, женщина, как ни странно это может показаться, если сравнивать положение полов, не только рассматривается как низшее существо, но и осуждена обычаями страны на ежедневное и продуманное подчеркивание своего приниженного положения. Вставать при появлении мужчины в комнате — знак уважения, который самая высокородная дама обязана отдавать самому низкопоставленному батраку в Черкесии. Другой вид дани, требуемый не менее строго, это церемония, которую можно наблюдать, когда представители разных полов встречаются на одной дороге. Во время наших прогулок пешком или верхом я бывал часто немало скандализован, видя, как женщины, которых нам случалось встречать, покорно уступали нам дорогу и стояли, опустив глаза и смиренно сложив перед собой руки, пока мы не проезжали.
Ощутимое подчинение женского пола на Кавказе может быть легко объяснено. Оно вытекает из самого характера их свойств — мягкости и чувствительности, которые, в целом, встречают мало сочувствия у воинственных народностей. Не то, чтобы они отрицали эти более тонкие чувства в своих женщинах, наоборот, они были бы первыми, кто стал бы возражать против отсутствия этих качеств; все, чего они опасаются, — это их расслабляющего влияния, и чего они требуют, — это чтобы носителей этих качеств отличали не в слишком вежливой манере от тех, кто по природе своей наследует крепость тела и героизм духа, которые являются первостепенной целью для развития и укрепления при существующих у них порядках. Природа, считают они, создала их для разных целей, и каждый должен заниматься строго своим делом; в то время как мужчины считают ниже своего достоинства заниматься ткацким станком или иголкой, заботой о детях и прочая, они полагают, что женщинам так же нелепо появляться в совете или на поле боя. Писатель, который недавно сфабриковал работу о Черкесии, не мог ничем другим более явно выдать свое невежество в [573] данном предмете, чем утверждением, что он видел там женщин с кинжалом и пистолетом за поясом. Они не только лишены подобного рода спортивных украшений, им не дают даже заниматься теми упражнениями, которые в других частях Востока считаются приемлемыми для обоих полов, но которые здесь считаются исключительно мужскими. Единственный раз в жизни женщина поднимается на лошадь, и это тогда, когда ее молодой супруг вывозит ее из родительского жилища в седле своего боевого коня.
Создается прежде всего впечатление, что во имя сохранения воинственного духа, столь важного для их существования как нации, черкесы стараются избежать морального воздействия слабого пола. Действительно, в силу постоянных предосторожностей против этого воздействия может показаться, что мужчины, если бы только их железный род мог бы продолжаться без женского участия, то они постарались бы обходиться без общения со своими женами. Как спартанцы в древности, черкесы посещают своих жен как бы тайком, а по отношению к плодам этих тайных встреч, к своим детям, они не позволяют себе самомалейшего проявления нежности (Порядок черкесов вполне естественно предполагает возможности их сравнения с порядками лакедемонцев (спартанцев). У последних та же цель достигалась иными средствами. Чтобы не допустить изнеженности мужчин, женщины добровольно лишали себя женственности и становились сварливыми бабами. Ликург пытался изменить этот варварский обычаи, но потерпел неудачу. Был бы он сейчас жир, он нашел бы свою собственную систему в действии среди кавказских племен...). Их сыновья с раннего возраста покидают родительскую крышу и поселяются у наставника, или «аталыка», и родительская снисходительность не может смягчить суровость их воспитания. Крепость тела, хотя, быть может, и является главной целью такого порядка, однако, не является его единственным результатом. Я уже упоминал о сильном чувстве общности, которое, кажется, объединяет всех черкесов в одну семью. Не могло ли это быть достигнуто в какой-то мере за счет отказа от домашнего уюта и нежностей.
В качестве доказательства того, что они руководствуются подобным принципом (или, возможно, пониманием того, что только когда они женаты и заняты домашними делами, их храбрость начинает исподволь подвергаться опасности), я не должен забыть добавить, что сдержанность, принятая между мужем и женой, резко контрастирует с их вольным поведением до женитьбы. Когда женщина становится исключительной собственностью своего мужа, ее обязанностью становится тщательно скрывать себя и скрупулезно следить за своим собственным поведением; их честь может быть подвергнута сомнению в результате малейшей нескромности с их стороны. До того, как это приобретение состоится, уважение, которое они [574] питают к противоположному полу, делает их терпимыми к вольностям, несовместимым с нашими представлениями о приличии. Мужчина, с другой стороны, не кажется полностью безучастным в этой уступчивости; их отношение в целом к женщинам, каким бы резким и властным оно ни могло показаться, не лишено грубоватых намеков на галантность и придает их манерам некоторый, хотя и довольно слабый, налет рыцарства. На празднествах у молодых людей бытует обычай, поднимая чашу с бузой с тостом в честь избранницы сердца, разрядить в воздух ружье или пистолет. Вызов немедленно принимается теми, у кого есть заряд пороха (хотя это и весьма редкий товар именно сейчас), чтобы в той же манере отстаивать превосходство их собственных пассий.
Другой обычай, который здесь существует, это принять участие в скачке за призом, находящимся в руках прекрасной Мадмуазели и представляющим собой разукрашенную кобуру для пистолета, произведение ее нежных пальчиков. В нынешние же трудные времена войны приз представляет собой чаще тряпку из красного ситца, которую тот всадник, который ее первым получает, несет в руке развевающейся по ветру и старается на полном скаку и, применяя все хитрости, избежать других претендентов на приз. Если кто-либо отнимет у него тряпку, то несет ее дальше, а последний становится ее счастливым обладателем.
Чтобы заключить эти торопливые и неполные наблюдения, которые, я боюсь, оставят у английского читателя неблагоприятное впечатление о положении женщин в Черкесии, должен добавить, среди прочих смягчающих обстоятельств, что какой бы зависимой ни казалась женщина, да и ни была, без сомнения, таковой на самом деле, это редко мешает свободному выбору при женитьбе; при условии, что претендент в состоянии уплатить цену, в которую ее оценили, и что он принадлежит к тому же классу, его ухаживания очень редко отвергаются родителями его возлюбленной.
ДЖ. А. ЛОНГВОРТ
ГОД СРЕДИ ЧЕРКЕСОВ
A YEAR AMONG THE CIRCASSIANS
Свежие комментарии