ЧЕЧЕНСКИЕ САБЛИ - М.И.КАНДУР (Глава VIII)

В городе Екатеринодаре, что находился на середине извилистой реки Кубани, - там, где она поворачивала на запад и несла свои воды в Азов¬ское море, - жизнь била ключом. «Дар Екатерины», столица Кубанского казачьего войска, превратился теперь в восточный штаб российской Кавказской армии и обретал все большее значение как поли¬тический, торговый и военный центр.

Лишь год назад в нем было не более 60G0 жителей, не-сколько крупных чинов, купцы и малочисленное сословие ремесленников. Теперь же каждому было ясно, что при таком притоке людей население города за десяток лет вырастет раз в десять. Кругом шла стройка. Промыслы росли, как на дрожжах, от рыболовства до извоза. На пристанях появились продовольственные и иные склады, причем часть этих строек оплачивали сами каза¬ки, не жалея денег.

В городе Екатеринодаре, что находился на середине извилистой реки Кубани, - там, где она поворачивала на запад и несла свои воды в Азов¬ское море, - жизнь била ключом. «Дар Екатерины», столица Кубанского казачьего войска, превратился теперь в восточный штаб российской Кавказской армии и обретал все большее значение как поли¬тический, торговый и военный центр. Лишь год назад в нем было не более 60G0 жителей, не-сколько крупных чинов, купцы и малочисленное сословие ремесленников. Теперь же каждому было ясно, что при таком притоке людей население города за десяток лет вырастет раз в десять. Кругом шла стройка. Промыслы росли, как на дрожжах, от рыболовства до извоза. На пристанях появились продовольственные и иные склады, причем часть этих строек оплачивали сами каза¬ки, не жалея денег. Комаров нашел Екатеринодар слишком неприветливым, суетливым и каким-то бездуш¬ным по сравнению со своим маленьким, сонным гарнизонным городком Екатериноградом около Терека. Климат на Кубани был более влажным и более нездоровым, чем тот, к которому он привык в горной крепости. Комаров сидел пред светлыми очами своего начальника - фельдмаршала Суворова в скромном здании его штаба. Подавали лишь чай. Суворов был во всем воздержан, и Комаров решил не курить - полководец и так дышал тяжело, с присвистом, как фисгармония в сыром воздухе - Суворов читал доклад о сражении у Каргинска, который, впрочем, удовлетворил его менее, чем можно было предполагать. - Полковник Пьери тут вот сообщает «...наши потерн были значительными,*- - он сделал кислую мину. - С подкреплениями, разумеется, трудностей не будет. Жаль терять людей такого калибра, как Кушинский. Среди погибших самый высокий чин - полковник. Всего 25 офицеров. Суворов бросил бумаги на стол и взглянул на Комарова с высокомерным любопытством. - Пьери пишет, что этот поп-подстрекатель, шейх Мансур умудрился вырваться. В последний момент из засады выскочил отряд и отбил его. Комаров не отвечал. Пусть Суворов сначала облегчит душу. Ему нравилось думать, что пол¬ковника Пьери назначили возглавлять сражение у Каргинска, лишь потому что он, Комаров, был ранен. Кроме того, будучи генерал -бригадиром, он был выше Пьери по званию. Однако он знал, что Пьери - честолюбивый и придирчивый вы¬скочка и что Суворов, чья звезда восходила, бла¬говолил к нему - Пьери тоже считает, что авторитет Мансура серьезно пострадал. Он, как и большинство его приверженцев, много потерял с этим поражением. Однако ни я, ни вы, мои друг, не столь благо¬душны, верно? Комаров никак не отреагировал и на эту редкую для Суворова фамильярность. Сейчас он был ему нужен, и это Комарова вполне удовлетворяло. - Да, он может вновь нанести удар, развязать настоящую войну. Согласен, ответил Комаров уверенным тоном. А где их центр? Крысу надобно бить в ее гнезде со всем выводком, пока они не разнесли чуму... - В деревне Алди. Это на реке Сунже, к вос¬току от Терека, в самом сердце чеченский владе¬ний. Комаров потянулся, чтобы показать это место на карте, но тут же сморщился от боли. Иногда он забывал о ране, и думал, что его тело так же сильно и ловко, как всегда. Он сильно устал, проделав такой длинный путь с Терека. Суворову хватило деликатности не упоминать того налета на станицу, когда генерал получил свою рану. Он начинал понимать ход мыслей Комарова, заставлявших его действовать неординарно, если не сказать скрытно. Однако это было настоящее безумие для офицера столь высокого ранга - подвергать себя столь ужасной опасности. Даже сейчас Суворов не мог уразуметь, зачем понадобилось этому неутомимому генералу скакать вею ночь, чтобы встретиться с ним. Комаров лукаво глянул на Суворова: - Капкан на крысу нужно ставить с умом, да так, чтобы она не почуяла подвоха. Нельзя забы¬вать также, Ваше превосходительство, что за¬гнанная в угол крыса скорее бросится на врага, чем смирится, Комаров с таким жаром делился нажитым опы¬том борьбы с этими нечестивцами, что даже Суворова передернуло при всей его безжалостнос¬ти. Он уловил язвительность в словах Комарова. - Я полагаю, что этого Ушурму нужно просто выкурить, а не тратить силы на полное окружение, - продолжал генерал ненавязчиво. - Ушурму?... - Суворов был так заинтересован, что решил не изображать из себя всезнайку. - Это его настоящее имя. Проповедник Ушурма. Мне говорили, что как оратор он не имеет себе равных. Одно время считали, что он иностранец, итальянский монах-иезуит. Кто знает... Он мо¬жет быть кем угодно, хотя я лично и не верю этим слухам. Но с нашей стороны было бы боль¬шой ошибкой недооценивать его коварство. Суворов начинал терять терпение. Он не лю¬бил, когда за повстанцами признавали какую-то культуру или способности, кроме способности грабить и убивать. Но Комаров настаивал, у него были на то свои причины: - Когда он впервые начал свои проповеди на Сунже - это было около восемнадцать месяцев назад - в Чечне произошло землетрясение. Местные жители расценили это как знак самого Аллаха. Без сомнения, после этого Ушурма приобрел у этих суеверных людей огромный авторитет. Они убеждены, что он послан им свы¬ше, дабы руководить ими. - Неужто так может быть господин Комаров? - Вы верите в священное право царей на престол? В то, что наша государыня Екатерина, хранит ее Бог, поставлена править нами свыше? И разве Вы сражаетесь здесь не потому, что беззаветно верите в правоту всех деяний Империи Российской? - В своем Вы уме, сударь? Как можно возвы¬шать этих нехристей подобным сравнением! Скорее всего, мы здесь имеем дело с обычным рехнувшимся фанатиком. - Я лишь хочу обратить внимание Вашего превосходительства на то, что мы воюем не ради самой войны, а ради высших идей. Шейх Мансур может потребовать от Чечни для своей армии десятую часть всего урожая - и он получит ее, и через несколько дней. Если у него выбывает один боец, то тут же другой заступает на его место, и шейху не нужно тратиться на свое войско. Люди сами стекаются к нему на своих лошадях, вооруженные до зубов. И имейте в виду: он может поднять весь Кавказ, и восстание покатится, как лесной пожар. Суворов смотрел на Комарова, полуприкрыв глаза, и в этот момент он сам, с его редким седеющим коком и напряженным лицом, походил на рехнувшегося фанатика. - Что ж, в таком случае мне остается лишь тактика огня и меча. Согласны? Уничтожьте по возможности те хлеба, что на корню, да и другие запасы. Комаров ожидал совеем не такого ответа. - Но это же сулит голод... - Ты же сам говоришь: капкан надо ставить умеючи. Нам нужно загнать этого шейха Мансура в угол: либо принудить к открытому сражению, либо подорвать основу его могущества. Голодные не могут хорошо воевать. Комарова охватило отчаяние. Он терпел поражение в этом споре и не знал, как убедить Суворова не отказываться и от других способов усмирения горцев. Тот, кажется, склонялся к самым бесчеловечным методам. Тогда как генерал Комаров стремился выработать победоносную стратегию, генерал Суворов допускал возможность повального истребления туземцев, которых он считал просто скопищем дикарей. Чтобы выиграть время, Комаров решил прибегнуть к последнему средству: - С Вашего позволения, господин генерал, у меня есть человек, которого я собираюсь послать в разведку. Он способен представить точные и исчерпывающие рапорты. Свободно говорит по-чеченски и еще на нескольких местных диалек¬тах. Мне приходилось частенько использовать его. - У меня нет сомнений в точности Ваших сведений, но мне не нравятся выводы, которые Вы из них делаете. - Суворов подался вперед: то ли он собирался говорить конфиденциально, то ли хотел придать большую силу своим словам, -Я не потерплю более никаких тайных самодея¬тельных операций. - Его пронзительный голос яростно зазвенел, усиливая смысл сказанного, - Я ценю твое усердие на театре военных действий, генерал... Сие тем более похвально, что ты не выдохся и не сдал, столь долго держа в руках бразды правления в войсках. Весьма похвально... Но нынешняя кампания моя. Я единолично руковожу ею. Мне крайне досадно говорить в подобной манере с лицом столь высокого ранга, однако необходимость требует того. Я изъясняюсь достаточно понятно? У Комарова от возмущения побелели губы. Кровь бешено застучала в висках, тело покрылось испариной. Ему показалось, что раны открылись, и живот уже заливает черная липкая жидкость. - Александр Васильевич, я не комедиант в бумажных латах и усах из пакли. Я свободно говорю по-чеченски, но если б и задумал что-то, не стал бы таиться. Не оскорбляйте моей чести и моего звания. И я вовсе не намерен представляться agent provocateur! - Но я полагал, что именно этим ты и зани¬мался! Добро, я рад, что дело прояснилось, и твоя верность безупречна. С тобой, Комаров, ей -Богу, готов стать плечом к плечу... Суворов поднялся. Аудиенция была закончена. Комаров встал со стула нарочито быстро и уверенно. Ему не хотелось показать свою слабость Суворову и не хотелось подавать ему руку ни сейчас, ни когда-либо еще. Ему вообще было в тягость общение с этим расчетливым хилым человеком, одержимым маниакальными идеями. Конечно, он небездарен и еще покажет себя, но ведь великая Империя, безусловно, заслуживает и более достойных защитников... - Я пошлю своего человека на Сунжу. Доне¬сения Пьери о том, что шейх Мансур ослаблен после недавнего сражения, меня не очень убеж¬дают. Я хотел бы просить Ваше превосходительство не предпринимать нового на¬ступления до тех пор, пока мой лазутчик не принесет нам свежие вести. Но Суворову не терпелось: - Нельзя терять времени,, победу нужно упрочить. Я намерен завершить эту кампанию к концу лета. Впрочем, пока мы ждем конвой с боеприпасами, можешь действовать по своему вкусу. Всех благ, господин генерал, и вообще -побереги силы, еще пригодятся. Последние слова он произнес как-то натянуто, неискренне, словно лишь удостоверяя, что пока Комаров может чувствовать себя спокойно. Комаров вернулся к себе, кипя от злости. - Набитый дурак. Заводная машина для паль¬бы, а не человек из плоти и Крови. Он тяжело опустился на свою кровать в гос¬тевом отделении штабных казарм. Его врач князь Василий, предложил генералу лекарство, чтобы унять боли, однако Комаров отказался, хотя это было бы весьма кстати. Адъютант Иванов ел генерала глазами, ему хотелось поскорее услы¬шать что-нибудь о себе. Ты прощен, Иванов. Адъютант был более чем счастлив вновь отли¬читься, и в своих собственных глазах, и в глазах начальства. Благодарю, Ваше превосходительство. Возьми с собой Хашима. Он говорит по-татарски и по-чеченски - Он там свой. Карачаевец долго терся среди горских племен. Это не вызовет особых подозрении, если один из горцев сопровождает торговца-немца. Я бы предпочел ехать один, господин генерал. - Все сегодняшнее утро в Иванове сидел какой-то бес противоречия. Ты сделаешь, как я велю, иначе не поедешь вообще, отрезал Комаров. Слушаюсь-., - Иванов рассудил, что лучше не спорить. Князь Василий, стоящий до этого у двери, подошел к ним. - Как я понял, адъютант Иванов направляется в горы, дабы выяснить, не собираются ли варвары вновь под свои знамена? - спросил он как бы нехотя. - Это что ж, у вас особый секретный язык, в переводе с которого, вы собираетесь контрабандой ввозить оружие? Комаров бросил на него яростный взгляд: - Слушай-ка, для человека погруженного лишь в медицину, ты что-то слишком хорошо разбираешься в областях менее гуманных, любез¬ный кузен. - Отчего же нет, коли это может позабавить!... Комаров был готов взорваться, но удержался, памятуя о чудесном исцелении, коим он обязан князю. - У меня есть свой маленький план, - продолжал тот. - Есть у вас охота выслушать? Что-то в его тоне и голосе заставило Комарова поднять глаза. Возможно, тут помогло его со¬бственное звериное чутье: ему показалось, что от Васильчикова исходит какая-то неведомая сила, и это заинтриговало генерала. Мне следует поехать инкогнито вместе с на¬шим бравым Иваном Ивановичем, - заявил князь Василий. Что за чушь! - рявкнул Комаров. - Это совершенно невозможно. Суворов еле-еле согла¬сился, чтобы я послал своего адъютанта. Это тебе не научная экспедиция за былинками да букаш нами. Правду говоря, я, подозреваю, что горный воздух помутил твою голову, как говорится, ис¬сушил мозги... Однако, князь проявил вдруг неожиданное упрямство: - Но за вами небольшой должок, сударь... Мы бы не имели чести наслаждаться Вашим общес¬твом, если б я не заштопал Вам внутренности. Пожалуйте, я оставлю запечатанное письмо, которое снимет с вас всякую ответственность за мою судьбу. Если меня убьют, Софья наследует мое состояние. Ну как, так годится? Комаров был раздражен и непреклонен. - Ни в коем случае. И Вы сами это отлично знаете. Князь Василий обернулся к адъютанту: - Если Вы в чем-то сомневаетесь, то могу доложить, mon cher adiutant, что я прекрасный стрелок, знаю французский, немецкий, латынь, греческий, немного польский. Если ранят вас, а не меня, в нашем распоряжении будут все необ¬ходимые медицинские средства, что сильно уве¬личивает ваши шансы на выживание. Кроме того, я гарантирую вам значительное вознаграждение по возвращении. Несколько тысяч, скажем, вас устроят? Глаза у Иванова расширились, но он решил промолчать. Комаров кипел от гнева. - Прекратите! Вы, князь, открыто подкупаете офицера! Это, черт возьми, не увеселительная прогулка! - Именно поэтому я намерен ехать. Моя жизнь слишком долго была именно «увеселительной прогулкой», как вы изволили выразиться. Вы можете получить желаемые полномочия здесь, во фронтовой зоне, прибегнув к соответ¬ствующим связям. Слишком долгая песня. Месяцев через шесть, поди, и охота пройдет. Нет, именно сейчас. Это же судьба, дорогой кузен! Разве не ясно? - Князь наклонился над кроватью генерала, его внутренняя решимость придавала чертам жесткость. - Судьба, что вы получили удар в живот; судьба, что я приехал сюда раньше, чем ожидалось, и спас вам жизнь; судьба, что горцы зашевелились именно тогда, когда я появился здесь. Комаров пробурчал уже не так решительно: - «Судьбам.. Ты такой же настырный, как эти чеченцы- Князь Василий чувствовал, что генерал начи¬нает сдаваться: -. Я уже все продумал. Я буду изображать польского дезертира. Иванов может стать немец¬ким дезертиром, и мы с ним действуем заодно. Хашим - его посредник... Софья не одобрит эту затею. - Комаров за шел с другой стороны. Софье не нужно знать об этом плане и Ва¬шем в нем участии. Скажите ей, что я поехал по своим делам и что Вы не могли остановить меня, боясь, как бы Суворов об этом не прознал. Дело в том, господин генерал, что я поеду в любом случае - с Вашего согласия или без него - Вы же могли отправить меня назад с каким -то сопровождением. - Мне это все не нравится, князь. Ты не военный человек, поэтому я не могу запретить тебе ехать, однако после сегодняшнего разговора с Суворовым я бы тебе не советовал искать приключений. Мы сейчас же направляемся на восток. Иванов и Хащим покинут нас где-нибудь Поближе к Малке. У Вас есть время подумать. Иванов, начинай-ка, голубчик, собираться, да скажи карачаевцу. Адъютант бодро отсалютовал. Он будто заново родился, и руки у него чесались. Конечно, ему улыбалось счастье заполучить в спутники русского аристократа, изнывающего от скуки, однако, с другой стороны, на одного дурня Хащима придется два цивилизованных человека. Если князь Васи¬лий гоняется за смертью, эта поездка может стать для него удачной. * * * * * Чеченские села еще долго не могли оправиться после сражения под Каргинском. Воины возвращались малочисленными отрядами, голод¬ные, измученные, мрачные. Многие страдали от тяжелых ран, которые не зарубцуются долгие недели, и эти люди еще не скоро смогут сесть в седло для новых битв. Куэр, Арсби и Хамзет объявились целый и невредимы через несколько дней после возвращения Мура да и Ахмета. Юный Аидемир пропадал гораздо дольше. Получив рану, он в страхе покинул Картинок, заблудился, а потом прибился к другой части армии муллы и оставал¬ся там, пока рана не зажила настолько, чтобы он смог добраться до дома. Отсутствие Л идем ир а никак не подействовала на Куэра. Мрачность его возрастала и не рассеялась даже тогда, когда его дружок, нако¬нец» вернулся. Жителям горных деревень, привыкшим взирать на спокойное величие Терской долины, трудно было осознать, что совсем недавно под Каргинском была столь жестокая и кровавая битва. Вернувшиеся оттуда мужчины не были щедры на подробности в разговорах со своими родственниками. Старики, бывалые воины, мог¬ли, тем не менее, даже по уклончивым рассказам участников представить себе, как разворачивались события Они и сами не раз проигрывали сражения в прошлом и тоже не любили этих воспоминаний - Они цыкали на мальчишек, желавших послушать захватывающие истории. «Оставьте мужчин в покое..- бормотали они сердито, и мальчишки, казалось, что-то понимали и отставали с расспросами. И разве можно было допустить, чтобы женщины, чьи сыновья и мужья не вернулись с поля боя, считали, что их любимые погибли зря? Семьи, потерявшие родственников, переселились к своим соплеменникам. Жизнь продолжалась. У Ахмета с Мурадом было дел по горло. Лето шло своим чередом, нужно было заботиться об урожае, ставить ограду для задуманной ими конюшни. Однажды, когда Ахмет занимался на лугу с жеребятами. Цема принесла ему обед. Он был удивлен. Обычно кто-либо из слуг приносил ему мяса или горячего риса в горшочке. Она спустилась к тому месту, где находился 'муж, и уселась на пригорок, приглашая его к трапезе. - Сядь же рядом со мной, мой муж. - Цема улыбнулась, ей понравилось, как прозвучало это слово в ее устах. - Ты меня напугала, - бросил Ахмет, Принимаясь за еду. Никогда он еще не был так счастлив и спокоен, как теперь. Цема была во¬площением его грез: любящая, спокойная и мудрая не по годам. Он осознал, как нелегка была ее жизнь в доме отца, где Цеме приходилось вести домашнее хозяйство, заботиться о мулле и Хамзете, которые не интересовались земледелием, даже на собственных владениях. Ей Пришлось зани¬маться как женскими, так и мужскими делами. То облегчение, которое она испытала в доме Ахмета, сделало Цему какой-то другой, более веселой и по-девчоночьи озорной. Тем не менее, она трудилась гораздо больше, чем он мог предположить: искусно пряла, неустанно занима¬лась изготовлением пороха и учила слуг делать патоку из сока грецкого ореха, надрезая кору деревьев по весне и подвязывая к надрезам чаш¬ки для сбора влаги... Месяца два уже они с Цемой жили счастливой безмятежной жизнью молодых любящих супругов. - Тебе нужно будет летом воевать, Ахмет? -спросила Цема. - Может быть. Все в руках Аллаха. - Я не огорчу тебя своей новостью... Будь у нас больше времени, я* бы подождала. Прости меня, муж. - Цема глядела на него в упор своими чудесными серыми глазами и из них струился какой-то новый загадочный свет. Ахмет все понял: - Ребенок? - Есть признаки. Ханифа говорит, что это возможно, но еще рано судить окончательно. Ахмет опустился возле нее на колени и крепко обнял. - Слава Аллаху! Это будет наш секрет, Цема рассмеялась: - О, от женщин этого не утаить. Но среди мужчин, дорогой, ты будешь единственным пос¬вященным. Они поцеловались, но более ничего не говорили друг другу. Слова были лишними... Ахмет вернулся к своей работе с утроенной энергией. «Слава Аллаху! Слава Аллаху!» - радостно повторял он про себя во время коротких передышек, вспоминая о том, что сообщила Цема. Прошло несколько дней. Был вечер. Они с Мурадом заканчивали ужин. Один из слуг убирал блюда и сковороды, дети М уряда бурно резвились на полу. Дни стояли теплые» но ночи становились все холоднее. Осень давала о себе знать, хотя лето еще не прошло, В очаге горел сильный огонь. Мурад разжег трубку лучиной и сел на топчан. Затем он принялся пускать густые кольца дыма, отчего его сын Джафар пришел в полный восторг. Джафар попытался вдохнуть дым, как взрослый мужчина, и закашлялся. Ахмета что-то беспокоило, и его тон был слиш¬ком резким для такого момента: - Детки, играйте-ка подальше. Этот вонючий дым вам ни к чему. . Мурад удивился, Медина тоже. Но Цема по¬няла в чем дело, и они с Мединой и служанкой быстро увели детей в другую комнату. Ахмет подался вперед: - Ты так и не рассказал, что произошло с тобой под Каргинском. Вроде бы собирался, но так и не решился. Что-то серьезное? Мурад вздохнул: - Да. Нам нужно потолковать. Дома так хорошо, что не хочется об этом думать... Ахмет чуть было не раскрыл Мураду их с Цемой тайну, но удержался. - Это связано с шейхом Maнсуром? - Нет. Во время сражения в лесу со мной произошло одно странное приключение. Я пог¬нался за одним из гяуров, который ускользнул от тебя, помнишь? Ахмет неуверенно кивнул. - Так вот, на лесной тропе я схватился с молодым русским всадником. Я вышиб его из седла, ранил. Мы- боролись на земле. Он что-то закричал, я хорошо расслышал его слова... и остановился, представь, от удивления... Он говорил на нашем языке. Он оказался кабардинцем! Ахмет был поражен. Да, да, кабардинцем! Мисост. И при этом в русской военной форме сражался на их стороне. Но это невозможно! Он был один? Что даль¬ше-то случилось? Мурад замялся: - Я помог ему сесть на лошадь и отпустил. Перед расставанием он сообщил мне еще более удивительную вещь. Он сказал, что очень многие его соплеменники, как он, служат в русской армии по приказу их князя. А он-то совсем мальчик! Ахмет не мог верить своим ушам: - Если бы наши чеченские друзья... Если б Куэр или Айдемир узнали об этом... Вот поэтому я и молчал. Если они узнают, что против них воюют черкесы бок о бок с их заклятыми врагами, как они к этому отнесутся? Смогут ли они доверять нам после этого? Как ты думаешь? Может быть, следует рассказать об этом мулле, пока он не узнал из других уст? Ахмет был просто удручен: - Да, конечно, ты прав. Эти люди оказали нам честь своим доверием. Мы не можем скрыть это* го от них. Только, может быть, лучше сообщить мулле не лично, а через Хамзета, чтобы не ста¬вить его отца в неловкое положение. Мурад глубоко переживал случившееся: - Вот так и разобщают кавказские народы. В прошлом многие из кабардинских князей присягнули на верность царским генералам. Они получали за это золото, военные чины, права на владение землями... Ахмет даже растерялся. Он покинул Кубань, чтобы примкнуть к кабардинским черкесам в надежде, что там найдет защиту от захватчиков, а они, оказывается, склонились перед гяурами! Как хорошо, что он оказался у чеченцев! - Я не знал об этом. Наши кубанские черкесы никогда бы не пошли на такой сговор. Это поразительно, что адыгский князь заставляет сво¬их людей проливать кровь другого кавказского племени, воевать против чеченцев. Мурад грустно улыбнулся: - Тебе еще предстоит многое постичь, друг мой. Если б наши племена объединились в единое целое, в мире не нашлось бы силы, способной захватить наши земли. Ахмет почувствовал, что его бьет дрожь, несмотря на. жар от очага. Он не так хорошо разбирался в политике, как, например, Мурад, До сих пор мир для него делился на черное и белое, на хорошее и плохое.. Хотелось бы, что¬бы все в этой жизни было ясно и просто, и можно было спокойно жить с чистой совестью. Казалось, что на Кавказе уже не осталось места, куда бы не проникли интриги, где уважались бы еще Хабза и Намис. Эти мысли были мучительны для адыга, собирающегося стать отцом, * * * * * Хашим угрюмо рассматривал костюмы Ивано¬ва и князя Василия. Было четыре часа утра, и они вот-вот должны были выехать из Форт Георгиевка. Комаров и его свита, возвращаясь в Екатериноград, заночевали в этом надежном мес¬те у реки Малки. Эта крепость на линии обороны находились как раз на таком расстоянии от воен¬ных действий, которые позволяло посланцам до¬стигать цели, не попав в поле зрения вражеских лазутчиков. За Малкой лежала территория, назы¬ваемая Кабардой, через земли которой можно было благополучно добраться до восточных гор Чечни. - Вот ты, - буркнул Хашим, указывая на Ива¬нова, - ты выглядишь как следует. А вот он нас выдаст с головой, - карачаевец презрительно гля¬нул на князя. - В нем за версту виден горожанин. Васильчиков расхохотался, откинув голову на¬зад: - Хашим, клянусь, что после двух дней в сед¬ле я буду выглядеть совершенно иначе! Хашим сплюнул и вскочил в седло: - Ладно. Иванов решил путешествовать в качестве дезертира, давно торгующего краденым оружием, в компании двух сообщников. Хашим и князь Василии имели такое количество оружия, что любой черкес или другой горец сто раз подумает, прежде чем напасть. Это был набор старого и нового, трофейного и фамильного, родового оружия, но именно эта смесь как нельзя лучше подходила нашим героям. Князь выглядел доста¬точно экстравагантно, чтобы сойти за поляка. Как и немцев, поляков часто насильно брали на во¬енную службу в царскую армию, и многие из них уже попали в плен к горцам. Однако ни чеченцы, ни черкесские племена не заставляли своих плен¬ников или слуг воевать на своей стороне. Они были твердо убеждены, что война - дело чести, и любой человек должен участвовать в ней лишь по. доброй воле. Именно поэтому многие пленни¬ки и дезертиры оставались жить с племенем, присматривая за животными или работая в поле, и редко пытались бежать к своим. Васильчикову выдали простреленный в несколь¬ких местах русский кавалерийский мундир, который он надел с черкесскими штанами. Сам Иванов предпочел облачиться в полный горский наряд, включая потрепанную черкеску и меховую папаху. Сзади поперек седла у него была перекинута ветхая влажная бурка, которую сня¬ли с какой-то лошади без седока, пойманной после разгрома черкесов под Каргинском. Однако князь не мог расстаться со своей замечательной сорочкой, ворот которой сверкал у его шеи. Иванов с Хашимом уже устали выговаривать ему. Но тут сам генерал Комаров проявил свою власть: - Вот что, Василий... Я не позволю тебе ста¬вить под угрозу всю затею. Если хочешь-таки ехать с этой партией, то тебе остается только раздеться до костюма Адама! - Зачем это? - поразился Васильчиков. - У тебя, простофиля, монограммы вышиты на исподнем, и он еще спрашивает «зачем это?» - рявкнул Комаров так сердито, что князь, вни¬мательно следивший за его состоянием, был удив¬лен такой грубостью. Вскоре князь появился в подходящем наряде и очень веселом расположении духа, заявив, что всегда желал испытать на себе, что значит быть «беднягой рогоносцем-дураком», как выразился Шекспир, и вот теперь, к своему огромному удо¬вольствию, он кажется, это чувствует. Все трое выехали из Форт-Георгиевска еще до восхода солнца, чтобы не привлекать внимание своим устрашающим видом. Хашим и Иванов ехали молча. Хашим хорошо знал маршрут, поз¬воляющий обогнуть деревни и поселки, перейти реки Малку и Баксан вброд и, наконец, выйти к высоким склонам предгорий. Всего в нескольких верстах к западу начинались родные для карачаевца места, которые он с детства знал, как свои пять пальцев. Иванов с Хашимом уже вдоволь насмотрелись на красоты Кавказа и взирали на них равнодушно, а вот князь Василий был поражен величествен¬ным видом долины реки Чегем, самой красивой из тех, что впадают в Терек дальше к востоку, с ее маленькими искрящимися на солнце озерками и травянистыми берегами, усыпанными цветами. К ночи они добрались до предгорий. Князь Василий по-прежнему пребывал в восторженном состоянии. Еще бы! Предстоял ночлег под звезда¬ми, когда ночную тишину нарушают лишь крик совы и вой шакалов. Он почти верил, что испы¬тывает в этих условиях божественную благодать, однако его физическое самочувствие не позволя¬ло, кажется, воспарить духом. Разговаривая с Хашимом, он шутил, что скоро вовсе забудет свою городскую щегольскую походку. Еще один тяжкий переезд - и он не сможет не только легко ступать или сидеть, но даже просто стоять. У Иванова же, напротив, настроение все улуч¬шалось. Сам-то он вырос на густонаселенной равнине на польской границе, поэтому горы всег¬да пробуждали в нем романтическое чувство первооткрывателя. Бросив кабаки и обильное возлияния, он сразу почувствовал себя другим человеком: голова просветлела, легче думалось, кошмары не мучили по ночам. Мысли Хашима были заняты одним предметом. Находясь поблизости от своих родных мест, он не мог противиться смутным воспоминаниям о своей жизни в деревне, которая была уже в прошлом, как. и сама юность, и не было к ним возврата. Он продал себя тому, кто дал большую цену. Мужчины находились в пути уже четыре дня и четыре ночи. Иногда им встречались пастухи, которые указывали путь к ручью или объясняли Хашиму, как найти удобный проезд на многие версты вперед. Вскоре они добрались до осетин¬ских гор и оказались в Чечне. Иванов так здорово произносил гортанные звуки чеченского языка, что в своем разбойничьем обличье выглядел вполне убедительно. Погода благоприятствовала этому восхождению на твердыню главного Кавказского хребта: ни заморозков, ни дождей. Небо было безоблачно, и лишь коршуны лениво парили в нем. А по ночам над головой разверзалась невообразимая черная бездна, казалось, что не¬бесная твердь исчезла и воцарилась бесконечная пустота, что божественные чертоги совсем рядом, протянул руку - и вот они. . На пятый день у князя Василия по всему телу пошел зуд: изнеженный путешественник четверо суток не менял нижнего белья. Он, однако, не решался спросить у своих спутников, как обхо¬дятся они, зная, что это кончится лишь новыми насмешками. Князь Василий заметил, что карачаевец и не думает мыться, и с нетерпением ожидал, когда грязь станет и его второй кожей и перестанет причинять беспокойство. Карачаевец ему нравился больше, чем этот германец Иванов. Василий хорошо разбирался в людях и понимал, что Иванов, несмотря на свою храбрость и хорошую выучку, не особенно над¬ежен. Если он попадет в трудное положение, то обратиться к Хашиму, а не к Иванову со всей его бравадой. Однажды рано утром Иванов разбудил князя Василия, сильно тряся за плечо: - Хашим заметил несколько горцев, чеченцев. Они едут вверх по ущелью примерно в версте от нас. Мы решили ехать за ними и догнать. Может удастся поменять несколько ружей на соль или шкуры. Стоит попытаться. Васильчиков оживился. Наконец-то судьба обе¬щает что-то интересное. - Отлично. Себя и других он удивил тем, что собрался и навьючил поклажу за считанные секунды. Иванов подумал уже, что недооценивал этого русского аристократа- По крайней мере, он не был похож на полоумного хандрящего искателя смерти. Они пустились вскачь. Хашим ехал впереди. Одному Богу известно, как они различали дорогу в густом подлеске среди коварных каменистых троп - просто им некогда было размышлять. Изрядно намучавшись, они добрались до небольшой горы, нависающей над главной дорогой, и вовремя: группа чеченских воинов приближалась к ним на полном скаку. Хашим соскользнул вниз по склону, держа вин¬товку а изготовку, и остановил четырех всадни¬ков. - Приветствую вас! - сказал он по-татарски. - Как дела? На кого сегодня охотитесь: на дичь или гяуров? Четверо чеченцев подозрительно смотрели на него и молчали. - На юг не ездите, там патрули. Хашим бросил пакетик табака ближайшему из стоявших. - Держи. Не хочешь отведать? Ружья вам нуж¬ны? У меня есть отличные штучки, захвачены у казаков... - Он сделал условный сигнал своим спутникам. Иванов и князь неловко съехали тем же путем и стали за карачаевцем. Вы, изменники..., - мрачно проговорил один их чеченцев, поднимая на них винтовку. Как ты можешь говорить так о человеке, у которого сожгли деревню, а теперь он вынужден бедствовать? Человек делает то, к чему его вы¬нуждают. Стреляй в меня, незнакомец, это будет лишь благо для меня. Но не сомневайся в моем ружье, если ты сделаешь это. Один или двое из вас умрут вместе со мной. Верно хозяин? Иванов и его товарищ подняли глаза, - Совершенно верно, - сказал Иванов по-че¬ченски. - Делай, как говорит мой человек. Другой чеченец рассмеялся, глядя на Xинтима. - Мы не собираемся убивать тебя, прибережем пули для гяуров. Ну давай, Шрам, показывай свои ружья. Только клади их на землю да скажи друзьям, чтобы бросили свои. Чтобы подтолкнуть собеседников, он швырнул свой кама прямо под передние копыта лошади Хашима, заставив ее попятиться. Хашим не дрогнул в седле, он крепче сжал колени, и кобы¬ла успокоилась. Затем он спрыгнул на землю, положил ружье и спокойно закурил трубку. - Желаете их испробовать? - небрежно спросил он. Двое из чеченцев спешились, остальные их прикрывали. - Дай-ка мне свой, Тадеуш, - крикнул Хашим по-русски, обернувшись и подмигнув князю Василию. Быстро сообразив, тот достал карабин из своей коллекции за спиной, приблизился к Хапшму и положил оружие к его ногам. - Двадцать рублей оно мне стоило, -пробормотал он по-польски. Потом вернулся и занял место рядом с Ивановым, который высил¬ся, как скала, держа палец на спусковом крючке. Оружие произвело на горцев большое впечат¬ление. Все четверо шагнули вперед и начали жадно его осматривать. Хашим отвязал от седла мешок со своим арсеналом бросил его на землю. - Вот, у нас есть еще. Есть у вас друзья поблизости? Может сторгуемся, а? Чеченцы начали быстро, перебивая друг друга, обсуждать предложение. Иванов изо всех сил напрягал слух, как и Хашим, хотя со стороны это было, конечно, незаметно. И вот Иванову впервые повезло: он понял с какой целью эти молодые чеченцы тронулись в путь - они получи¬ли приказ о боевой готовности, который был передан по всей округе. Они направляются в деревню, где, по-видимому, назначен общий сбор вовек. В разговоре упоминался какой-то предводитель, мулла. Иванов изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица, услы¬шав это. Однако из последующих слов выясни¬лось, что это уже не шейх Мансур бьет в боевые барабаны. Речь шла о другом известном здесь человеке, о каком-то старом мулле. Один из чеченцев выступил вперед и объявил Хашиму об их решении: Мы отведем вас к нашему вождю. Если вы люди честные, он купит у вас немало оружия. Но, чтобы мы были уверены, что вы не готовите нам подвоха, мы возьмем в заложники вот его. - Они указали на князя, который безмятежно улыбался, не понимая ни слова. - Ну что ж, годится, - согласился Хашим, перемигнувшись с Ивановым и получив согласие. Князь Василий еще не догадывался о происходящем, однако спокойно дал себя связать и обезоружить, а лошадь его один из горцев взял под уздцы. Иванов оценил его сообразительность и мужество, но его мучили сомнения, не делают ли они роковую ошибку, приняв эти условия. Если бы не уверенность и спокойствие Хашима, он никогда бы не согласился расстаться с оружием. Его солдатская натура не могла с этим смириться. Всем троим завязали глада и везли час, а может два куда-то все время вверх в глубь Чеч¬ни. Было страшно ехать вот так, не ведая дороги, доверившись первым встречным. Каждый раз, когда лошадь неожиданно спотыкалась или шарахалась в сторону, они чувствовали это на спинах и поясницах. Наконец, они с огромным облегчением услы¬шали обычные звуки деревенской жизни. Пахну¬ло дымом, послышался детский смех и собачий лай. Чьи-то сильные руки грубо стащили князя Ва¬силия и Иванова с коней и втолкнули в дом. Они очутились в комнате, где было почти невозможно продохнуть от гари. Здесь, видимо, на открытом огне коптили мясо, заготавливая его на зиму. Чеченцы сняли повязки с их глаз и оставили пленников в коптильне. - Надеюсь, Хашиму можно верить? - прошептал князь. Иванов кивнул: От него требуется хорошо сыграть свою роль. Он знает прекрасно, что если чеченцы заподозрят обман, нас всех прикончат. Должен признаться, я ожидал, что нас убь¬ют еще там, - ответил Васильчиков. - Интересно, долго еще меня не развяжут? Иванов промолчал. Он напряженно вслуши¬вался в голос Хашима, доносившийся снаружи. Вдруг где-то совсем рядом раздался шорох. Они обернулись, как по команде, и увидели старика, лежавшей) рядом. Казалось, он спал. Однако его скрюченные ревматизмом пальцы покоились на курке ружья, такого же древнего, как он сам. Тем временем, Хашим разливался соловьем перед каким-то чеченцем с темным лицом, который проворно перебирал оружие с оценивающим ви¬дом. Мы дадим вам шесть козлиных шкур, не больше, - заключил Куэр. Это была его деревня и он считал себя вправе поторговаться. Шесть?! Нет, нет! Это мало для моего хо¬зяина! - возразил Хашим. Слушай, ты, грязная карачаевская свинья... Ты только по имени мусульманин. Ты для себя ищешь выгоды? Аллах запрещает это! - Куэр толкнул его в грудь. Почему выгода? Просто достойная цена. -Хашим начинал уже сожалеть, что взялся играть